– Не слишком ли ты высокого мнения о себе, Зигушка?

–Убью!

– Попробуй.

– Была бы охота руки марать! Но ты говоришь, он рассказывал, что она действительно так говорила?

– Да, и узнать твоё имя, кроме, как от неё, он больше ни от кого не мог.

– Хм-м. А спала с ним?

– Вот представь себе! А что, осуждаешь? Сам говорил…

– Прекрати! Раз это её выбор, значит, так тому и быть. Она человек свободный, и к тому же, молодая красивая девушка, а ведь им нельзя без любви. Так что я не осуждаю, и ты не осуждай.

– Проехали, – отмахнулся Рарок. – К тому же Луций парнишка стоящий.

– Понравился? Понимаю! Когда девочки рядом нет, сгодится и мальчик.

– Ещё раз так пошутишь, точно подерёмся!

Но драться с Зигом Рарок не хотел. Зиг ему нравился, как человек и как союзник. И это ничего, что их связывала общая любовь и общая потеря. Наоборот, так больше взаимопонимания между мужчинами. Они уже сделали разок глупость и навешали друг другу фонарей, так зачем же повторять?

Им обоим хотелось побыстрей найти Лесу и убедиться, что с ней всё в порядке. Оба при этом не видели выгоды для себя, а склонялись к мысли о том, что девушка, скорее всего, вернётся к Луцию.

«Ну и ладно! – думал Зиг. – Буду относиться к ним, как к собственным племянникам, которых у меня отродясь не было. И радоваться их счастью!»

«Ну и ладно! – думал Рарок. – Буду считать их своими братом и сестрой, но сам уеду куда-нибудь подальше, чтобы не мешать. Может быть, вернусь через много лет, и тогда уже мы все будем смотреть на мир по-другому!»

А неподалёку от них Маранта и Золас рассуждали примерно о том же самом.

– Надо же, – говорила воительница, улыбаясь, – я ждала, что она вот-вот найдёт себе парня, но, чтобы такого малыша?

– Да ладно, брось ты! – возражал ей бывший атаман. – Вроде хороший пацанчик. Зига вспомни. Он был примерно в тех же летах, а Галанта чуть постарше Лесы.

– Это так! – рассмеялась Маранта. – Но Галанта не была моей внучкой, хоть, в общем-то, ты прав.

Люди рассуждали, думали, прикидывали. Люди ошибались, все, как один. Это часто случается. Сложнее всего людям поверить непривычной, причудливой правде. Привычная, логичная и понятная ложь, ближе и комфортнее, поэтому люди чаще верят ей.