– Утилизатор? А, ну, понятно! Аварийная система сработала не от того, что его выключили, а от того, что в приёмных коллекторах, куда собираются особи для уничтожения, остался кто-то живой. Теперь уже передохли, конечно.

– Этот утилизатор нужен для того чтобы они самостоятельно не размножались?

– Ну, да, но не только для этого. Гормоны агрессии тесно связаны с половыми, а отсутствие партнёров для нормального контакта доводят особь до нестабильного состояния, а там и до агрессии недалеко. Вплоть до бешенства. Вот и оставляют у каждого вида одну половинку, которая посильнее, а противоположный пол уничтожается. У мантикор, например, мужиков отправляют под нож, а у зомбаков – девок. Если бы не эта байда с агрессией, их можно было бы просто стерилизовать, а так уничтожать приходится.

– А не проще ли было бы отсеивать их сразу после рождения? Зачем растить почти до взрослых?

– Так ведь те, кто остаётся должны гармонично развиваться, чтобы потом почувствовать ущербность и набраться злости. Для этого должны вместе расти самцы и самочки, а уж когда им приходит пора становиться воинами, то всё, шабаш! Никакого противоположного пола, никаких гнёзд, никаких детишек, никакой жизни. Только гнев и ярость, а там под гипноизлучение и в бой!

– Гипноизлучение?

– Здесь я не спец, но могу сказать, что оно окончательно будит в них зверей. То есть даже не зверей, а чудовищ! И, прежде всего, им внушают ненависть к людям. Немудрено, ведь это армия для зачистки территорий. Экологически чистая зачистка! Их задача – уничтожить население на территории противника, там, где укажут.

– А как же решается, какую часть населения стоит уничтожать, а какую нет? И как монстры на место попадают?

– Ну, это ты не у меня, а у вояк спрашивай! Моё дело вырастить, отсеять и предоставить пригодный к делу материал. Кстати, прощай – концентрация газа здесь скоро превысит двадцать процентов, и станешь ты таким же дохлым, как и я. Прокладки в дверях высохли за много лет, и не могут обеспечить полную герметичность. Правда яд при соединении с кислородом разлагается, но не сразу – тебя он успеет убрать.

– А почему прощай, ведь я же здесь останусь?

– Останешься, куда ты денешься! Только разговаривать мы с тобой уже не сможем.

– Но сейчас ведь разговариваем?

– Это ты так думаешь. На самом деле говоришь ты один, а я весь в твоей голове. Не могут вот так запросто беседовать два мертвяка, а если это всё же происходит, то значит, один из них пока что жив…

Галль моргнул. Труп, сидевший рядом с ним, прислонившись спиной к стенке, был неподвижен. Он держал голову прямо, как бы глядя перед собой, но каска, съехавшая ему на лоб, почти закрывала лицо. Руки неподвижно и безвольно лежали по бокам.