– Взлет-посадку на лыжах надо будет отрабатывать, – продолжала учительским тоном наставлять Настя. – Это немного другое. Да и вообще опыта надо набираться. Для начала возьмешь на себя почтовую линию, она самая простая, а дальше посмотрим.
– Как скажешь, – повторил я.
Вскоре колонна втянулась в распахнувшиеся железные ворота Фермы, а танки развернулись и направились в обратную сторону, уже расширяя проложенную дорогу. За воротами колонна начала разваливаться на составляющие, все машины направились в разные стороны. «Пепелацы» выгружали людей возле административного корпуса, легковушки выстраивались на стоянке, грузовики в основном в промзону поехали.
Из отдела Иван позвонил в приемную Милославского, но секретарша сказала, что тот ожидается после двенадцати: вызвали на заседание Горсовета.
– Тогда к Степанычу пошли, – сразу предложил Иван.
– А может, чайку сперва? – высказал пожелание Федька.
– Потом чайку, посмотришь сначала, – отрезал наш начальник.
Посидеть в теплом кабинете он только Насте предложил, но та отказалась: любопытство разбирало. Вышли все вместе и гурьбой направились к мастерским.
Точно, мороз будет – и снег под ногами скрипит, и солнце вроде как в дымке поднимается, хоть на небе ни единого облачка. Не знаю, но мне от такой погоды почему-то в баню захотелось. Никакой логики, но вот так – как хочешь, так и понимай.
Степаныч уже ударно трудился в цеху, командуя еще четырьмя мужиками в замасленных танковых комбинезонах. А посреди всего, над смотровой ямой, расположилась чрезвычайно интересная машина – кузов как у обычной легковушки этих времен, покрашенный в маскировочный белый цвет с серыми разводами, но вот снизу… вместо передних колес широкие лыжи, а вместо задних – две широченные гусеницы. Интересные гусеницы, я присмотрелся – надеты на обычные колеса с покрышками, которых с каждой стороны аж по четыре, и не слетают за счет того, что середина гусеницы вроде как горбом выпятилась, и как раз туда колеса и входят.
– Степаныч, это че?
– Это «Бомбардье Бэ Семь», – сказал наш механик, открывая водительскую дверь. – Знаешь такую фирму?
– Ну да, знаю, у меня снегоход их есть, – озадаченно подтвердил я, заглядывая в кабину. – Только про такие не слышал.
– Потому что не интересовался, – чуть покровительственно ответил Степаныч. – Тридцать восьмого года модель, сюда их совсем чуть-чуть по ленд-лизу закинули – для Карельского фронта, для командования и связи, а две такие здесь на станции застряли: на ремонт их, что ли, отправили. Вот из двух одну и собрали.
– М-да?
Я забрался в кабину, уселся в водительское кресло, обтянутое серым брезентом. А ничего так, удобно, разве что странно как-то. Впереди три сиденья, водительское – центральное. Сзади два диванчика вдоль салона, каждый на двух человек. Руль… ну да, здесь же управление лыжами, не гусеницы зажимать. Вокруг красноватая фанера, приборная доска с одним циферблатом тахометра из эмалированного металла.