Еще поворот, неподалеку от «летной школы». Вижу Настю с курсантами на поле, у красно-белого «фоксбэта», они там как раз к полетам готовятся. Посмотрели на меня, Настя рукой махнула, и даже я в ответ помахал, рискнул, так сказать. А вообще пока страшновато немного… но пройдет, все проходит, буду птицей летать.

Лето уже в разгаре, солнце печет так, что даже коленями в кабине его ощущаю. В прошлые выходные на пляж выбрались вдвоем, отъехав на лодке на противоположную сторону озера. С пикником, то есть прихватив с собой переносной холодильник с едой и напитками, и так целый день провели, с утра до вечера. Купались, загорали, болтали. Просто болтали, разве что всего один раз на что-то серьезное сбились, когда забрались обратно в лодку и уселись за столиком пообедать.

— Получается, что мы с тобой тоже «странники»? — спросила Настя, разворачивая пакет с сэндвичем.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Лысый так именовал себя — того, что эти проходы проделывает сам, как я понял. Убивает людей и идет дальше. Таким «странником» хотел быть Паша, пожалуй. Или Милославский.

— Паша с Милославским просто обратно пытались пробраться, — возразила она.

Из пакета появился сэндвич — белый хлеб, еще более белый майонез и красный копченый лосось. Ярко так получилось.

— Они пытались построить проход. Жить там, где ты почти вечен, и ходить туда, откуда можно тащить нужное, не более. Сугубо деловой подход. А со слов… этого… я понял так, что он просто идет из одного мира в другой. И по пути прихватывает попутчиков.

— Тогда мы точно ни при чем, мы никого не трогаем.

— Если его самого не считать, — усмехнулся я. — И Милославского.

— Это не мы, это они сами. — Настя сказала это совершенно спокойно, к моему удивлению.

Ну а так да, я с ней согласен. Если вор лезет в чей-то дом и нарывается на заряд картечи, который отправляет его к новым воплощениям, то это не его убили, это он сам убился, самоубийца, считай. Потому что думать об этом надо было тогда, когда ты решил, что можно полезть и украсть. В некоторых штатах Америки вообще такой закон действовал: если ты с дружком, например, пошел кого-то грабить, а там в вас начали стрелять и дружка твоего убили, а сам ты уцелел, то обвинят в убийстве кого? А все равно тебя. Потому что это ваши бестолковые тыквы придумали пойти грабить, и когда они придумали — тогда все и случилось. А владелец магазина, например, который в вас пальнул, — он как стена, о которую вы разбились. Он-то как раз в своем полном праве.

Так и с упомянутыми людьми получилось. Я Милославского не убивал, он меня хотел убить, и когда я это понял — у него не получилось. И он умер сам. Сам — в смысле самостоятельно, не суть, что я выстрелил ему в голову из глушеного «вальтера». Потому что если ты решаешь убить человека, чтобы поиметь с этого какую-то выгоду, — учитывай вероятность, что человек может тебя просчитать. Как и вышло у нас тогда.