– Вы лжете, – угрюмо бросил я. – Императрица не могла желать гибели кораблям собственного флота.

У меня не было сомнений в том, что государыня желает отделаться одним махом и от Орлова, и от Пугачева, и от самозванки, к величайшему сожалению оной, имеющей прав на престол, во всяком случае, не менее самой императрицы. Но уничтожать такое количество людей, боевые корабли – это слишком.

– Фи, господин подполковник, в нашем мире самая изощренная ложь уступает в замысловатости чистой правде. Станет ее величество жалеть изменников, будь то вчерашние сановники или же голозадые казаки? А уж до этой плавучей рухляди, купленной и зафрахтованной на английское золото, ей и подавно нет никакого дела. Можете мне поверить, английская казна всегда отличалась скупостью, но даже из этих крох государыня сохранила для своих фейерверков большую часть. Я восхищаюсь российской императрицей – ни одна женщина до сего дня не вызывала у меня столь возвышенных чувств. Когда мы с ней встретились, она спросила: «Господин Джонс, знаете ли вы, для чего я дала вам адмиральское звание?» – «Вероятно, вы повелите мне вести эскадру Пугачева в Америку», – ответил я. «Вы правы, – сказала она, – Но я хочу, чтобы эскадра не дошла до нее. Вы понимаете меня?» – «Конечно, – согласился я. – Мне эта мысль тоже пришла в голову, как только я узнал о предстоящей экспедиции». – «Вот и великолепно». – Императрица сочла было вопрос решенным.

Но видите ли, милорд, у меня тоже есть свои принципы, и первый из них гласит: патриотизм должен быть оплачен. Бесплатная любовь к родине, впрочем, как и всякая другая бесплатная любовь, расслабляет неблагодарное Отечество и в конечном счете обходится слишком дорого.

Так вот, Екатерина сочла было аудиенцию оконченной и собралась уходить, а потому я поспешил задать единственный вопрос, который волновал меня: что в результате получу я? Видимо, ее величество не думала прежде над этим вопросом, потому как ляпнула абсолютно несуразную глупость:

«Вы получите прекрасный корабль, немалую сумму денег и славу спасителя Отечества у себя на родине». Полагаю, что императрица не считала меня полным идиотом, иначе она бы не решила поручить мне столь деликатное и рискованное предприятие, просто ей хотелось поторговаться, и она не спешила называть истинную цену. Я, конечно же, подыграл государыне. «Мадам, – сказал я. – И то, и другое, и третье в любом случае будут моими в ходе операции. Это не результат ее, а всего лишь следствие. Меня же интересует, какова моя доля в этом пироге». – «Чего же вы хотите?» – гордо произнесла императрица, делая вид, что до крайности изумлена моей нескромностью. Жаль, что вы не видели этого выражения лица. Вы бы по достоинству оценили благородное негодование ее величества. Угадайте, что я у нее попросил?