С той поры каждое утро конгрессменов начиналось с возмущенных воплей толпы под окнами. Народ требовал сложить оружие. Отцы нации, сжав зубы, старались не слышать этих криков.
Ратушная площадь была полна народу. Как обычно, в этот час сюда стекались горожане, спешившие купить или обменять продукты на ножи, лопаты, ружья, мотыги, в общем, на то, чем был богат Питтсбург. Лис огляделся, соскочил с фургона и, подхватив на плечо крутобокий бочонок с вином, двинулся в сторону второй от ратуши улицы.
– Рассту-упись! Рассту-упись! – протяжно командовал он жителям, торговавшимся у возов.
– Куда? – едва глядя на него, дежурно спросил один из полицейских, поддерживавших порядок на площади, заметивший проламывающегося сквозь толпу рыжего верзилу.
– Вино для генерала Вашингтона, – гордо отчеканил Лис. – Прекрасное божоле от Франклина Делано Рузвельта.
– А-а, – понимающе кивнул полисмен, очевидно, принявший Ф. Д. Р. за знаменитого за пределами Пенсильвании виноторговца. – Ну, тогда неси.
Мой друг не заставил себя упрашивать. Он выбрался на Литейную улицу и, лавируя против течения людского потока, принялся отыскивать дом оружейника Блейдсмита, украшенный флагом с красной «лыжней».
– Вон он, вон! Рыжий, с бочонком! – закричал кто-то, и тяжелые солдатские сапоги загрохотали по натоптанной дороге за лисовской спиной. – Держи его!
Прерывистое дыхание преследователей стало, что называется, жечь затылок, когда до шестого дома на Литейной улице оставалось буквально шагов двадцать.
Поведав мне это, он резко развернулся, как канадский лесоруб, состязающийся в национальном виде спорта «метание бревна», и запустил в голову ближайшего преследователя свою булькающую ношу. Пузатый бочонок летает хуже, чем ровное бревно, да в общем-то Лис и не ставил перед собой задачу побить рекорд дальности броска в этом специфическом виде спорта. Пущенный им снаряд поразил цель, и вино, вот уж действительно, ударило в голову начальника патруля.