— Послал тебя с горсткой наемников против армии Стефана Блуаского?
— Ну, на самом деле он послал одного меня.
Матильда смерила незваного гостя долгим изучающим взором, пытаясь догадаться, зачем же на самом деле Конрад Швабский прислал сюда своего прохвоста-оруженосца. После услышанного недавно о друге своего детства, она могла предположить самое худшее. Однако ловкий прощелыга, кажется, вовсе не думал предпринимать что-либо против нее. «Вероятно, это какая-то новая западня, — подумала Матильда, — какая-то хитрость, уразуметь которую мне пока не под силу».
— Моя госпожа! — между тем тихо проговорил Гринрой. — Сейчас лучшее время бежать. Впереди граница Уэльса, и если вы попадете туда, то, быть может, и войска не хватит, чтобы разыскать вас и освободить. Сейчас почти все в лагере перепились. Мы сможем тихо скрыться.
«Нет, это не может быть правдой, — думала Матильда, — это, конечно же, обман. Снова коварство и гнусные расчеты, в которых на меня смотрят как на деревянную фигуру, которой надлежит двигаться по клеткам доски определенным образом, выполняя прихоти игроков».
— Поторопитесь же, моя госпожа! Ночь безлунна, в лагере пьяны, но Стефан может вас хватиться в любую минуту.
— К чему торопиться? Я не пойду с тобой, Гринрой.
— Что? Я не ослышался? Вы желаете остаться в руках этого взбесившегося пса?
— Не забывайтесь. Он мой родственник, — нахмурилась императрица. — Нет, я вовсе не хочу находиться здесь, и уж конечно, не желаю служить планам Стефана Блуаского. Но изволь понять. Я не верю тебе, Гринрой, и не верю более твоему господину.
— Конраду? С чего это вдруг?
— Он предал меня.
— Господи! Он — предал? Да что вы такое говорите? Он влюблен в вас, как школяр в жену наставника! Оттого и пускается на всякие безумства!
— Он предал меня, и я ему не верю, — очень тихо и очень спокойно проговорила дочь Генриха Боклерка.
— Вы это серьезно? — осекся Гринрой. — Вот оно как бывает. И что ж вы мне прикажете делать по этому поводу?
— Я прикажу тебе незамедлительно вернуться к герцогу Конраду, рассказать ему о том, чему ты был свидетелем, и сказать, что я передаю судьбу свою в руки Господа. И что горше всех остальных терзаний, выпавших на мою долю, то низкое коварство, которое мне довелось испытать от человека, коего я с детских лет называла своим другом.
— И вот эти вот все слова я должен передать герцогу? — обескураженно переспросил лженаемник.
— Да. И чем скорее, тем лучше. А сейчас, Гринрой, покинь меня. Я намерена отойти ко сну.
— Государыня, скажите, что вы шутите!
— О нет, никоим образом. Ступай.