— Хорошо, будьте добры, дайте знать Пьеро — я жду их через десять минут. И еще, прошу вас, загримируйте этого молодого человека. Он пойдет со мной.

Если бы кто-нибудь в этот час увидел хозяина кондитерского салона «Красный пирожок», то пришел бы в изумление. Пьеро стоял рядом с Тимошенковым возле нового французского автомобиля «рено» в новенькой милицейской форме с двумя треугольниками в петлицах и, заложив пальцы за ремень с кобурой, смотрел вдоль улицы. Двое, мужчина средних лет с аккуратно подстриженной бородой и усач с длинной шевелюрой, одетый в летний плащ, вышли из подъезда и направились к автомобилю.

— Здравия желаю, товарищ особоуполномоченный! — Пьеро вскинул руку к фуражке.

Все четверо сели в «рено».

— Ордер на обыск в вашем особняке готов, — заняв место в салоне автомобиля, сообщил кондитер. — Не бог весть что, но при слабом освещении пройдет.

— Владимир Игнатьевич, но у меня же есть настоящий мандат! — удивленно напомнил Механик.

— Настоящий? Откуда?

Глаза Тимошенкова заметно округлились:

— Ваша китаянка передала записку…

— Очень красивая, тонкое лицо, глаза, как ныне модно говорить, «с электричеством»?

— Похожее описание.

— Час от часу не легче. Сначала Фен Бо, теперь… она.

— Что-то не так? — спросил Пьеро.

— Все так, не обращайте внимания. — Згурский расстегнул верхнюю пуговичку кителя. — Духота ужасная. Что там ваш куратор, Сергей Артемьевич?

— Отдыхает в ванной комнате, связанный, как тюк шерсти. С кляпом во рту.

— Связанный? А если, не дай бог, развяжется?

— Это вряд ли.

— В нашем деле «вряд ли» быть не должно. Его следовало уничтожить.

— Помилосердствуйте, Владимир Игнатьевич! Я этого не могу.