Ликс, худой и угловатый, недавно подрос — в последний раз, как все надеялись, — и чувствовал себя явно неловко.

— Ты не должна так говорить. Мы все на одной стороне, мы все должны поддерживать друг друга.

— Ну да, конечно.

Джааль погладила мальчика по плечу, чувствуя, как тело его напрягается при касании ее пальцев. Дни, когда они возились и щекотали друг друга, безвозвратно прошли. Она понимала, что ему вскоре предстоят неизбежные подростковые проблемы: нескладность, стеснительность, — хотела подбодрить его и собралась было опять погладить по плечу, но сдержалась.

На экране передавали новый минирепортаж — о том, как высок боевой дух на борту штурмкрейсера «Каронада».

— Я чувствую себя таким бесполезным. А ты? — сказал Геви, дядюшка Джааль; ему было всего под сорок, но выглядел он старше — это нужно было сильно постараться в эпоху, когда люди с деньгами могли в восемьдесят лет выглядеть на десять. — Хочется оказаться там и что-то делать.

— Например, сдаться, — высказался отец Джааль, услышав в ответ «тсс!», «ш-ш-ш!» и довольно громкий вздох Ликса. — Ну что ж, — сказал он неожиданно вызывающим голосом.

Отец Джааль со времени атаки на Третью Ярость позволял себе все более циничные высказывания насчет войны. Он тоже был наблюдателем и планировал несколько экспедиций на Наскерон, но тут луну атаковали. Разрушение совместного комплекса и стремительная подготовка к военным действиям сняли этот вопрос с повестки дня, а когда составляли списки участников посольства на Наскерон, его в качестве наблюдателя-консультанта не пригласили. Джааль улыбнулась ему. Высокий, хорошо сложенный блондин, он ее любимый отец, и ничто этого не изменит. Он неловко улыбнулся ей в ответ.

— Современная война, — сказал Геви. — Даже без ИР в ней участвуют главным образом машины и небольшое число хорошо подготовленных бойцов. Так что от нас там мало проку.

Мужчины согласно закивали. На экране возникли знакомые заезженные изображения «Каронады», обстреливающей из лучевого оружия группу астероидов, которые тут же обращались в прах.

— Прошу прощения, — сказала Джааль.

Она вышла из комнаты — внезапно ей показалось, что здесь слишком тесно и жарко. Она поднялась на балкон за гостиной, в которой они нередко сидели прежде, вместе глядя на экран.

На улицах города, вытянувшегося в долине, в близлежащих поселках и домах, по мере того как гасли небеса, начинали загораться огни. В некоторых городах, а особенно на Сепекте, соблюдалось затемнение, хотя все в один голос говорили, что это лишено малейшего смысла.

Прохладный воздух пах деревьями и сыростью. Джааль в ее тонком одеянии пробрала дрожь, и она тут же подумала о Фассине. В последнее время она чувствовала себя виноватой, потому что теперь, случалось, целыми днями ни разу не вспоминала о нем, а это казалось ей предательством. Она задавалась вопросом — где он теперь, жив ли еще, думает ли о ней.