Поэтому он забыл.

Продолжал приглядывать за ней, но держался на расстоянии.

Когда на телефоне высветилось её имя, Василиск вздрогнул, потому что звонок не сулил ничего хорошего. Он даже не предполагал насколько.

Никки рыдала, икала и выла в полнейшей истерике. В Коллапсе она потеряла и мужа, и сына. Их объединял общий досуг и любовь к той игрушке, в которой погибли миллионы.

Слушая свою сестру, с которой не общался слишком долго, Харт чувствовал, как сжимается от боли сердце. Он ненавидел это ощущение беспомощности и душевной агонии, выворачивающей наизнанку. Именно от подобных эмоций пытался отгородиться всю свою жизнь.

Результатом этого звонка стало участие самого Василиска в похоронной процессии. Он шёл сбоку от Никки, поддерживая её за руку, и смотрел на несметную толпу таких же жертв, как его сестрёнка. Все они выглядели так, будто из них вырвали душу. Сколько из них сопьётся, объестся таблетками или однажды шагнёт на карниз? Седрик видел не людей, но будущие некрологи. Страницы за страницами.

Именно эти картины являлись к нему во снах вот уже который день. Наёмный убийца не находил покоя во время отдыха. Даже мысли о грядущих огромных отступных не могли развеять его мрачные думы в дневные часы.

Решетов легко поддался на шантаж и не пытался торговаться. Оставалось лишь получить своё вознаграждение за молчание и уйти на покой. Обмен предсмертной записки на чемоданчик с наличкой должен был произойти уже через 36 часов.

Однако вместо приятных мыслей о скорой безбедной жизни перед глазами Седрика представали люди с мёртвыми лицами. Вновь и вновь. Они молча шли с чужими портретами, а за ними следовали гробы. И каждое лицо на фотографии бросало беззвучное обвинение в адрес Василиска.

«Ты причастен к этому».

«Наша кровь и на твоих руках».

«Ты мог бы открыть правду».

Похожие слова читались на лице Никки и светловолосого подростка на фотографии в её руках. Племянника, с которым он так и не познакомился. И теперь уже не сможет.

Рядом с одним из гробов шагал какой-то азиат с тёмными пятнами на лице. Он не спускал немигающего взгляда с Харта и молчал. Просто смотрел ему в душу и молчал. Василиск не помнил его на том шествии, но разве можно было всех упомнить?

Проснулся мужчина в холодном поту, запутавшись в простыни. Детали сна никак не желали уходить.

Что-то кололо Седрика изнутри, и с мрачным весельем он отметил, что это похоже на зарождающуюся совесть. Вещь не просто вредную в его профессии, а смертельно опасную.