Аппетит пропал окончательно, обстановка в помещении была слишком напряженной. Не выдержав, нервно подхватив салфетку, промокнула ею губы и бросила на стол. Не проронив больше ни слова, встала с места и поторопилась в комнату. Хотелось поскорее закрыться в спальне, отделиться от всего мира, а может и поплакать, жалея свою жалкую никчемную жизнь, в которой нет места моему мнению и желаниям.

Раздраженная и огорченная я быстро поднялась по лестнице на второй этаж и с силой захлопнув за собой дверь, вбежала в спальню. Оказавшись в безопасном укрытии комнаты, упала на кровать. Злость кипела в крови раскаленной лавой, едва не срываясь с кончиков пальцев язычками пламени. Сейчас, как никогда в жизни, с большим трудом удавалось сдерживать в себе стихию. Вот до чего доводило отчаяние.

Раньше, когда навязанный брак казался чем-то далеким, удавалось просто жить и не думать о нем, но сейчас… Все было иначе. Время утекало сквозь пальцы, и это пугало, загоняло в тупик, подталкивало сделать что-то в попытке избежать подобной участи. Но вот только что?

На ум приходила только одна мысль – библиотека. Возможно, именно там, в царстве книг, спрятавшемся в Академии, которую я только закончила, мне удастся что-то найти. Она часто бывала мне полезна, а то, что я нравилась помощнику библиотекаря, молодому Саймону Бёрзу, который, чтобы впечатлить меня, допускал к закрытым для общего доступа адептов стеллажам, было очень на руку.

Его отношение льстило, но как я не приглядывалась к парню, как не старалась представить нас вместе, кроме как другом он мне не виделся. У нас не сложилось ничего, кроме частых посиделок в читательском зале в отсутствие его руководителя и редких прогулок по академическому парку.

Пару раз Бёрз пытался поцеловать меня, но я испуганно уворачивалась, ссылаясь на смущение и неготовность к каким-либо отношениям. Он питал надежды, ждал, но в итоге мне пришлось признаться, что вижу в нем лишь доброго и очень замечательного друга.

Саймона огорчило такое известие; я испытывала вину и неловкость за то, что не оправдала ожиданий, но тем не менее общаться мы не прекратили. Правда после признания старалась меньше злоупотреблять его добротой и отзывчивостью, но сейчас мне было жизненно необходимо воспользоваться всем этим. В своих корыстных и очень жалких целях.

Тем не менее, возможность провала на поприще розыска полезной информации в книгах, заставляла паниковать. Хотелось расплакаться, но слезы не стремились литься, как я не пыталась вызвать жалость к себе. Даже в этом не повезло. Тяжело сопя и пыхтя от возмущения, схватила одну из подушек, с силой сжала ее в руках, словно пытаясь причинить боль. На языке вертелись ругательства, которые совершенно не подобает высказывать приличной леди. Да вот только быть ею сейчас тоже не хотелось!