Вторая проблема выглядела сложнее. Нельзя просто заменить в записи о списании купленный предмет на другой по своему усмотрению или вовсе его удалить. Каждая покупка соотносилась с продажей, и баланс между ними должен оставаться верным в любое время. Существовали программы, которые это регулярно проверяли и подавали сигнал тревоги, если что-то не так (по разным техническим причинам иногда случались ошибки или задержки в списаниях). Следовало поместить приобретенный предмет в запись о другом списании, которое было совершено в тот же день, по возможности даже в то же время и, прежде всего, по той же цене, и наоборот.

Отто, например, купил чердачную лестницу 21.01.1935 в 15:12 и заплатил за нее 58 рейхсмарок. После недолгих поисков Хелена нашла некоего Эрнста Пельцера, проживающего недалеко от Эрфурта, который в тот же день купил дрель за 58 рейхсмарок, правда, в 11:44. Хелена написала небольшую программу, которая сначала получила право изменять платежные данные, затем поменяла в записях о списании купленные предметы и точное время покупок, а вслед за этим аннулировала право изменять платежные данные. Прошло около двух секунд, и Отто Ашенбреннер 25.01.1935 в 11:44 купил дрель, а Эрнст Пельцер в 15:12 купил чердачную лестницу, и никто не сможет доказать обратное. А поскольку Отто теперь уже не покупал чердачную лестницу, то покупка походного туалета не имела значения; в свою очередь, Эрнст Пельцер никогда не покупал походного туалета, так что его покупка чердачной лестницы тоже не вызывала подозрений.

И действительно, когда она снова запустила программу анализа, имя Отто Ашенбреннера больше не появлялось.

– Ух! – пробормотала Хелена, почувствовав, как камень с души свалился.

В следующее мгновение зазвонил рабочий телефон.

* * *

Прочитав еще несколько электронных писем, Леттке целиком сосредоточился на переписке между Верой Шнайдер и ее подругой Гертрудой. Своим родителям она тоже писала, но всегда кратко и лишь незначительные вещи, которые обычно пишут, чтобы обеспокоенные родители оставались довольными. Письма же к подруге Гертруде, напротив, были настоящими новеллами. Вера Шнайдер в мельчайших подробностях описывала жизнь в университете, американскую повседневность, свои впечатления от Нью-Йорка, текущие душевные состояния – словом, всю свою жизнь.

Волнительно читать все это. Вторгаться в интимную переписку двух подруг, которые безудержно доверяли друг другу всё: свои влюбленности и подавленные мысли, любовные приключения, а также половые трудности. Это напомнило Ойгену Леттке прежние времена, когда он проникал в чужие квартиры не для того, чтобы воровать, а только чтобы внимательно осматривать их, выдвигать каждый ящик и заглядывать в каждый шкаф.