– Ладно. Я готов.
– Пойду скажу Элте.
* * *
После свадьбы решили устроить грандиозный фейерверк. Звенья по семь ракет должны были пролететь, оставляя шлейфы лилового, золотого, алого и голубого пламени, которое стечет, словно потоки горящих чернил сквозь прозрачный стакан воды, расплываясь и окрашивая ночь. Их обращенные ввысь лица озарились бы золотыми сполохами, металлическими бликами, тусклые глаза вспыхнули бы, они ощутили бы не по сезону раскаленные серебряные жаровни, проплывающие над головой.
Потом пришли бы соплеменники Элты со своими танцами и арфами, поющими человеческими голосами про свадьбы десятитысячелетней давности, и с другими инструментами из хрусталя и фольги, наподобие ветра в кронах деревьев, под ритмы которых женщины танцевали бы в масках из синей медной сетки с колокольцами в руках.
Он постучал в ее дверь:
– Это я, Элта.
Дверь стремительно распахнулась, и он обнял ее, сильно напуганную.
– Они не приедут. Они не приедут.
Она расплакалась, и он не знал, что еще он может сделать, кроме того, что обнять и приласкать.
– Напрасно мы это затеяли. Не нужно нам жениться. Никому это не нравится. Ни твоим, ни моим. И нам потом не понравится.
Он обнял ее еще крепче.
– К черту их всех. Не нужно мне ничьих разрешений. Мы обо всем уже договорились.
– Я знаю, знаю. – Она подняла глаза, посмотрела на него золотистыми очами, и слезы со щек улетучились. – Со мной все в порядке. Просто мне кажется, они не придут.
– Я тоже так думал, но смотри – ракета и наши ребята. А вот и твоя родня.
В самый разгар свадьбы ее близкие обратились в дымку. Это было магическое воздействие. Они не одобряли.
В самый разгар свадьбы на Земле выяснилось, что все гости, хозяин и хозяйка – роботы!
Она тоскует по Марсу.
Он тоскует по Земле.
Он удил рыбу в прозрачном холодном ручье на Марсе, коротая тихие выходные в одиночестве, как ему всегда нравилось – с небом и землей, снастями и стрекотанием спиннинга, и сачком в руке, чтобы вылавливать диковинных существ, считающихся на Марсе рыбой. Потом он поднял глаза, а там – эта женщина смотрит на него. Ее глаза напоминали золотые монеты, вроде тех, что ему в детстве подарил дедушка, которые он сохранил с тех пор, как золото оказалось вне закона. Он до сих пор носил эти червонцы в кармане, в качестве секрета между ним и покойным дедом, в качестве заговора против правительства. И вот перед ним женщина с глазами – золотыми монетами, ровными розовыми губами в полуулыбке, с прямой осанкой и волосами цвета медной нити, кожей цвета белого молока, опять-таки с оттенком расплавленного золота.