— Хвала богам! — дыхание с шумом вырывалось из груди короля Фагона, но для человека под пятьдесят, пробежавшего две мили в золотом панцире, он еще сохранил отличную форму. — Хвала всем богам, ты успел вовремя!
— Вовремя, сир, хотя едва-едва не опоздал.
— Назови свою награду, лорд Тедрик. Я был бы рад сделать тебя моим сыном.
— Только не это, сир, только не это. Меньше всего я хотел бы стать братом леди Роанны.
— Назначь его лордом Марки, отец, — быстро сказала девушка. — Помнишь, что гласят саги?
— Да, это будет лучше, — согласился монарх. Он выпрямился, лицо его приняло величественное выражение. — Тедрик, потомок старого ломарианского рода, я объявляю тебя лордом и повелителем Верхней, Средней и Нижней Марки, пэром королевства.
Тедрик опустился на одно колено.
— Благодарю, сир. Будут ли одобрены мои намерения и действия по уничтожению власти Сарпедиона?
— Если ты станешь поддерживать Трон Ломарры со всей силой, которую я вижу в тебе, то я обещаю, что Трон одобрит и поддержит тебя во всем, что ты пожелаешь совершить.
— Конечно, я буду поддерживать тебя, сир, пока я жив и имею силу в руках. Я твой вассал с того мгновения, как кровь впервые заструилась в моих жилах. Мой мозг, моя печень, мое сердце — твои.
— Благодарю тебя, лорд Тедрик. Встань и продолжай.
Тедрик вскочил на ноги. Его меч блеснул высоко в воздухе. Его громкий голос наполнил храмовую площадь и полетел дальше по улицам города.
— Народ Ломарры, слушай глашатая Трона! Сарпедион мертв, Ллосир жив. Никогда больше человек не станет жертвой на алтаре из зеленого камня. Это будет законом. Никогда больше жрецы-воины не станут служить богам, только женщины-жрицы. Слушайте! Я говорю как глашатай трона Ломарры!
Он повенулся к девушке, все еще державшей его за руку.
— Наверно, леди Роанна, ты была бы хорошей верховной жрицей, но...
— Нет, нет! — энергично запротестовала она, — я вовсе не хочу быть жрицей, лорд Тедрик!
— Во имя Ллосира, девушка, ты права! Ты и так потеряла зря столько времени!
дался, Фурмин, в объективности ваших суждений. Что вы думаете по этому поводу?
— Я полагаю, мы должны подождать, как минимум, несколько недель или месяцев. Хотя восемьсот одиннадцатый опыт обманул наши ожидания, восемьсот двенадцатый и, скажем, девятисотый, могут оказаться успешными. В худшем случае, мы будем в такой же ситуации, как теперь. И тогда мы подумаем, следует ли предпринимать действия, которые уже сто лет строго запрещены Советом, и Академией.
— Пусть будет так.