И в этом главное отличие между нами.

Я своими глазами видел нечто, угробившее эту трусливую мыслишку наповал. И от этого я по-особенному несчастен.

Вы не уверены в этом наверняка, вы, даже если вам предоставят возможность это проверить, внутренне не захотите удостоверяться. Это, м-м-мать его, противоестественно для человека — желать получить доказательство того, что всё кончено.

Даже эти страдания, которые я испытываю с того дня, как повстречался с Судьбой, неслучайны, а закономерны и предопределены. Эта сука хочет, чтобы я страдал и мучительно больно обдумывал всё это, несмотря на жуткую головную боль, буквально убивающую меня.

Я это видел и не принял. Эстрид приняла и покорилась Судьбе. Я не принял и не покорился. Проклятая Судьба уже заранее знала, что так и будет, но обозначила, лично для меня, свою осведомлённость. Кто-то наивный из-за этого недвусмысленного знака бы подумал, что эта сверхсущность имеет некие интересы, раз можно «привлечь» её внимание, но это умозаключение возникает лишь от недалёкого ума. У неё все ходы записаны, причём записаны в момент создания вселенной.

Всё уже состоялось, понимаете? Как в безошибочно написанной компьютерной программе, которая исполняется прямо сейчас. Единственное, что следует знать: программа написана и исполняется на аналоговом компьютере. Поэтому возможны незначительные неточности и сбои, которые и нацелена исправлять Судьба. Но программа будет исполнена, это даже не обсуждается. Я — это сбой или неточность, причём очень незначительного масштаба. (1)

Но это всё мои теоретизирования, что есть результат тяжких дум, которым я предаюсь уже который месяц…

— Господин, — тихо произнёс вошедший в шатёр Сухой.

— Чего хотел? — сквозь зубы процедил я.

— Пора выдвигаться в путь… — ответил немёртвый.

Вставать не хотелось. Из-за непрерывной головной боли я не могу заставить себя есть. Если всё же перебарываю нежелание, то практически сразу выблёвываю всё, что успел напихать в себя. Тётя Галатея очень старается, готовя настоящие кулинарные шедевры, но всё напрасно.

Слабость, голод, боль — жить стало хуже, жить стало грустней…

— Ох… — тяжко вздохнул я и с усилием оторвал голову от подушки. — А, похуй вообще…

Склоняюсь и вытаскиваю из-под кровати кипу военных аптечек. Извлекаю из первой прозрачный шприц-тюбик, после чего делаю себе внутримышечную инъекцию прямо в бедро. Мгновенно действовать оно не будет, потому что промедолу нужно время, чтобы всосаться, но я уверен, что скоро головная боль должна ослабнуть, а затем полностью пройти. А потом опиоидный анальгетик перестанет действовать, после чего всё вернётся на круги своя — мучительная боль, слабость, отчаянье. И захочется вмазать в себя ещё один шприц-тюбик. Очень скользкая дорожка, скажу я вам.