Мое сердце бешено колотилось, когда мы выехали на улицу, заполненную народом. Люди стояли перед домами и на мощеных тротуарах. Их тревога и горе ощущались на моей коже. Мой взгляд упал на простой белый экипаж, брошенный без присмотра посреди дороги.

Отец девочки остановил лошадь перед узким двухэтажным домом с окнами, выходящими на сверкающий залив. Кастил натянул поводья Сетти. Со двора, окруженного кованой железной оградой, поднялась дикая смесь эмоций и ударила в меня, выбив воздух из легких. Я повернулась – рядом с нами стоял Киеран. Он схватил меня за руки.

– Поддержишь ее? – спросил Кастил.

– Непременно, – ответил Киеран.

Кастил убрал руки, и Киеран помог мне слезть. В тот момент, когда мои ноги коснулись земли, Кастил был уже рядом. Взглянув на экипаж, я увидела запутавшиеся в колесах волосы и быстро отвернулась, прежде чем рассмотреть остальное.

– Сюда, – сказал отец, переходя тротуар и устремляясь в ворота.

У входа в сад стоял мужчина в сером. Он повернулся к нам. У него на плече висела сумка, а к поясу были прикреплены несколько мешочков. Я сразу поняла, что это целитель.

– Ваше высочество, я должен извиниться за беспорядок, – произнес он.

От его лысой головы отражалось солнце. Глаза у него были ярко-золотыми, и я поняла, что целитель атлантианец.

– Я сказал родителям, что ребенка невозможно спасти и она скоро вступит в Долину. Ничего нельзя поделать. Но они настаивали, чтобы вы приехали с-сюда.

Он запнулся на последнем слове, когда посмотрел на меня. Его горло дернулось – он сглотнул.

– Они слышали, что она…

– Я знаю, что они слышали о моей жене, – заявил Кастил, а Делано двинулся вперед. – Это не беспорядок.

– Но ребенок, ваше высочество. У нее серьезные раны, несовместимые с жизнью. Даже если ваша жена может облегчать боль прикосновением и сращивать кости… – В голосе целителя явственно прозвучало сомнение в таких способностях. – Раны ребенка гораздо серьезнее.

– Мы посмотрим, – ответил Кастил.

Я резко вдохнула, и мы вошли в ворота. В саду толпилось много людей. У меня пересохло в горле, когда я попыталась разобраться в том, что чувствую от них. Я… ощутила горький вкус паники и страха. Они пропитывали воздух, но волоски на моих руках поднялись от мощной, жгучей боли. Проходя через мое чутье, она окрашивала голубое небо в темно-красное и затемняла землю, пачкая цветы, о которых заботились с любовью. Я ощущала волны агонии, словно мою кожу царапали тупой бритвой.

К нам повернулся бледный мужчина. Он провел руками по голове, дергая пшеничного цвета волосы, и уставился на Кастила. Сквозь всепоглощающую боль, разлитую вокруг, пробились шок и горечь ужаса. Его паника была такой сильной, что казалась осязаемым существом.