Мы завернули за угол, и впереди показалось патио из серого камня. Большую яму для костра окружали каменные скамьи и деревянные табуреты. На патио выходила дверь в просторную, залитую солнцем комнату.

Среди растений, расставленных на маленьких столах и растущих в больших глиняных горшках на плиточном полу, располагались группы кресел и ярких оттоманок, соседствующих с широкими кушетками и диванчиками. На полу были разбросаны большие подушки всех мыслимых оттенков синего, но Кира Конту сидела в центре комнаты, скрестив ноги и склонив голову, на плюшевом коврике цвета морской волны и рылась в корзинке для рукоделия. Ее волосы, заплетенные в тонкие тугие косички, были убраны вверх и назад. Рядом с ней находился сын.

Одетый во все черное, Киеран резко выделялся на фоне цветной комнаты. Он сидел рядом с матерью, прислонившись спиной к спинке кресла и вытянув перед собой длинные ноги. В одной руке он держал клубок оранжевой пряжи, в другой – белой. Еще несколько лежали у него на коленях. Его образ – с легкой улыбкой, смягчающей красивые черты лица, взгляд направлен на мать – навсегда отпечатался в моей памяти.

Оба подняли головы, когда мы с Кастилом приблизились к двери. Мое чутье было открыто, и их эмоции сразу потянулись ко мне. От Киерана я почувствовала холодный всплеск удивления, застигнувший меня врасплох. Он выронил оранжевый клубок, и тот покатился по коврику. Если Киеран знал, что мы с Кастилом стали свидетелями его… утех в тени, он не подал виду, когда мы возвращались обратно в дом его семьи под небом, усыпанным бесчисленными звездами.

Но даже если он знал, вряд ли причиной его удивления было это. Я понятия не имела что. Я сосредоточилась на женщине, сидящей рядом с ним.

Его мать была совершенной красавицей – точной копией Вонетты, начиная с кожи насыщенного темно-коричневого оттенка и широких скул и заканчивая полными губами, словно бы таившими смех. Исходящие от нее эмоции тоже напомнили мне ее дочь. Вкус ванили был уютным, как теплое одеяло прохладной ночью.

Я поняла, что видела ее, когда только приехала сюда. Она была в толпе вольвенов и улыбалась, когда мы с Кастилом препирались.

– Киеран, – протянул Кастил. Когда мы входили в комнату, он сжал мою руку, а затем отпустил. – Вяжешь мне рубашку?

Выражение лица вольвена разгладилось.

– Именно этим и занимаюсь, – ответил он ровным тоном.

– Он в самом деле хорошо управляется со спицами, – сказала Кира, отставляя корзинку в сторону.

От Киерана потянулся приторно-сладкий вкус смущения, а его щеки порозовели. Прищурившись, он бросил взгляд на мать. Я вскинула брови: образ, запечатлевшийся в моей голове, теперь сменился другим – Киеран, вяжущий рубашку.