– Тогда пусть так и будет.
Лицо его матери озарилось любовью, и она жестом подозвала нас.
– Подойдите. Вы должны стоять не внизу, а перед нами.
Глубоко вздохнув, мы с Кастилом поднялись по ступенькам. То, что произошло дальше, казалось нереальным. Мое сердце замедлило ритм и успокоилось. Слабая дрожь пропала, а гул из груди распространился по всему телу, смывая нервозность и замещая ее ощущением правильности происходящего. Я посмотрела на свою руку в руке Кастила, почти ожидая увидеть свечение, но моя кожа выглядела как обычно.
– Склонитесь, – негромко приказала королева.
Следом за Кастилом я опустилась на одно колено перед его матерью. Мы по-прежнему держались за руки, а отец Кастила стал прямо перед ним. Я оглянулась через плечо. Вольвены по всему храму припали к полу и склонили головы, но их глаза были открыты и прикованы к возвышению. Киеран, Нейлл и Эмиль сделали то же самое. Делано в облике смертного присоединился к ним и тоже склонился.
– В храме короля богов, перед Советом Старейших в качестве свидетелей мы слагаем короны и уступаем троны Атлантии, – провозгласил Валин, – а также всю власть короны. Мы делаем это по доброй воле, дабы уступить дорогу мирному и законному восхождению принцессы Пенеллаф и ее мужа, принца Кастила.
Я была потрясена, услышав, что мой титул прозвучал прежде титула Кастила.
Элоана сняла позолоченную корону. Валин сделал то же самое со своей. Они положили их на пол.
По храму пронесся вихрь, взметнув мои волосы. Корона Валина пошла трещинами, раскололась, и под выбеленными костями оказались позолоченные. Обе короны засияли ярким светом, идущим изнутри, а затем погасли и лишь поблескивали в лучах солнца.
Валин прерывисто выдохнул. Вместе с женой они опять подняли короны. Уверенным голосом Валин произнес:
– Кастил Хоуктрон Да’Нир, клянешься ли ты блюсти Атлантию и ее народ с добротой и твердостью и руководить с состраданием и справедливостью с этого момента и до твоего последнего мгновения?
«С этого момента и до последнего мгновения». При этих словах у меня подступил ком к горлу.
– Клянусь блюсти Атлантию и ее народ, – с волнением ответил Кастил. – С добротой и твердостью и руководить с состраданием и справедливостью с этого момента и до моего последнего мгновения.
– Тогда быть по сему.
Отец Кастила водрузил золотую корону на его голову.
– Пенеллаф Бальфур Да’Нир, – заговорила Элоана, и при звуке фамилии, присоединенной к моей, я встрепенулась. – Клянешься ли ты блюсти Атлантию и ее народ с добротой и твердостью и руководить с состраданием и справедливостью с этого момента и до твоего последнего мгновения?