Но разве вы сами не чувствуете осаду, в которой мы оказались? Когда мы говорим от имени своей веры, сколько должно сказать, когда следует остановиться? Мы берем человека за руку, чтобы вести его, но стоит сказать на одну правду больше, чем нужно, как он вырвет свою руку из нашей.
Но разве вы сами не чувствуете осаду, в которой мы оказались? Когда мы говорим от имени своей веры, сколько должно сказать, когда следует остановиться? Мы берем человека за руку, чтобы вести его, но стоит сказать на одну правду больше, чем нужно, как он вырвет свою руку из нашей.
Я продолжаю уповать на то, что верующие окажутся более стойкими, нежели неверующие. (И не удивительно ли, как легко мы забываем о всех противоречиях между верами как чисто номинальных перед лицом этого более глубокого водораздела? Верить в высшую силу или нет? Любой диалог начинается здесь.) Распахнутая перед нами Вселенная бросает вызов нашему ощущению своего в ней места, но если уж мы должны иметь в ней цель, то должны и причину, и причина эта должна в самой своей сути быть праведной.
Я продолжаю уповать на то, что верующие окажутся более стойкими, нежели неверующие. (И не удивительно ли, как легко мы забываем о всех противоречиях между верами как чисто номинальных перед лицом этого более глубокого водораздела? Верить в высшую силу или нет? Любой диалог начинается здесь.) Распахнутая перед нами Вселенная бросает вызов нашему ощущению своего в ней места, но если уж мы должны иметь в ней цель, то должны и причину, и причина эта должна в самой своей сути быть праведной.
Невоцерковленным будет очевидно сложней справиться с тем, что ждет впереди. Чувство собственной незначительности – горькая пилюля. Как и вас, друг мой, меня воодушевляют приметы морали и сострадания. И в то же время меня приводит в страх запрет на насилие – вас это не шокирует? Мы увидели конец всех войн и остались живы. Возможно ли это? Какие раны нанесло нам новое знание того, чего можно достичь без угроз и принуждения? Сможем ли мы вернуться?
Невоцерковленным будет очевидно сложней справиться с тем, что ждет впереди. Чувство собственной незначительности – горькая пилюля. Как и вас, друг мой, меня воодушевляют приметы морали и сострадания. И в то же время меня приводит в страх запрет на насилие – вас это не шокирует? Мы увидели конец всех войн и остались живы. Возможно ли это? Какие раны нанесло нам новое знание того, чего можно достичь без угроз и принуждения? Сможем ли мы вернуться?
Ходят разговоры о синоде кардиналов. Хотя мне грезится межрелигиозный диспут. О том, чтобы собрать все веры и обсудить сложности того, что уже выпало на нашу долю и что еще ждет впереди.