Жеребец дернул головой, пытаясь освободиться.
– Потерпи, малыш, – ласково проговорил Ререх.
Хирд приближался. Угры не стреляли.
– Чего тебе надо? – выкрикнул пленник по-ромейски. А потом по-угорски, уже своим. Надо полагать, требовал, чтобы его выручали.
Он не видел, что происходит за спиной, но догадывался.
Пленнику ответили. Тоже по-угорски. Ответ ему не понравился.
Наверху, позади всадников, раздался какой-то шум. Княжич не видел, что именно.
Пленник требовательно завопил. Ответить ему не успели. Общение прервал Сигвард. Двинул ножом – и пленник захлебнулся кровью.
– Вперед! – взревел он по-нурмански, и вокруг стало тесно. Строй разомкнулся, поглотив и Сигварда, и Ререха, и угорского коня. Пахну́ло знакомой вонью пота, кожи и железа, и хирд устремился наверх вместе со своим хевдингом.
Всадники почему-то не убегали. Зато наконец-то начали стрелять. Недолго. Нурманский строй врезался в них, сдавливая, опрокидывая бесящихся коней.
– Хороши! – раздалось за спиной.
Рядом стоял сотник Мутур.
А с ним и остальные. Помогать данам никто не спешил. Зачем лишать союзников удовольствия?
И все-таки почему угры не удрали?
А не удрали они, потому что вмешались булгары.
Ну как вмешались… Выкатили с дворов две телеги, перегородив улицу.
– Плохие люди, – сказал здешний староста-голова. – Лучше им не жить. А вы – хорошие.
Староста говорил по-словенски. Как и все булгары.
Конечно, угры были плохими, а варяги с нурманами – хорошими. Никого не убили, за провиант заплатили щедро: трофейными угорскими конями. Девок… Нет, девок, конечно, попользовали, но по обоюдной доброй воле и с отдарками. Нельзя сказать, что такой деликатный подход был по сердцу всем северянам. Особенно тем, кто только-только закончил резню. Но так решили вожди, а значит, так правильно. Тем более что грабить смысла никакого. От добычи на палубах и так ступить некуда.