– Мы в ar/G, приятель, мы стираем метки.
– Ты этим себя утешаешь?
– Отстань, потом поговорим, – и Челленджер сосредоточился на съемке.
На том, чтобы зрители разглядели первую бойню Алого во всех подробностях. Чтобы почувствовали, как из тяжелой штурмовой винтовки вылетают сотни пуль. Не увидели – увидеть их невозможно, а почувствовали: глядя на то, как валятся люди, как пытаются убежать и падают, заливая кровью серые камни, чтобы слышали их крики и стоны, рыдания и проклятия. Для съемки Алого Бобби выделил отдельный дрон, который нарезал вокруг Майкла круги, демонстрируя убийцу во всей красе и разными планами: издалека и вблизи, крупно, лицо и руки, и особенно – залитые ртутью глаза.
Челленджер понимал, что вводит в мир новое чудовище, и делал все, чтобы его явление оказалось чудовищно эффектным.
– Пятьдесят секунд, – мрачно произнес Ли. – Сейчас он побежит.
///
– Пятьдесят секунд, – сообщил таймер.
Но останавливаться не хотелось, потому что убийцу с головой накрыло невероятное, пронзительное ощущение всемогущества. Ощущение безграничной власти повелителя смерти. Браун мечтал о том, чтобы упоительное «сейчас» длилось как можно дольше. А лучше – чтобы он вечно стоял в центре площади, посылая в обезумевших от ужаса людей пулю за пулей.
– Одна минута.
И все-таки нужно уходить. Ради того, чтобы были и другие дни, наполненные чужими страданиями и его радостью. Чтобы отнести в тайник пятьдесят золотых монет и получить еще пятьдесят за отлично выполненную работу. Нужно уходить.
«Это было легче, чем я ожидал!»
И намного приятнее.
В «зунде» оставалось совсем мало патронов, поэтому Браун со всех ног бросился к спасительному переулку, расстреливая витрины и окна последними гранатами из подствольника, затем отбросил винтовку, выхватил короткий автомат… И в этот момент Бобби нажал на кнопку, и пояс, в котором якобы лежали пятьдесят золотых, с тяжелым грохотом взорвался, поставив кровавую точку в первом пришествии Алых.