Твёрдые вишенки на мягких холмиках тёрлись о мою грудь, горячие губы целовали мои, иногда сползая на шею, а блаженные взмуркивания и стоны тешили гордость и доставляли отдельное удовольствие. А вскоре и сёстры пришли в себя, начав вносить свою лепту в возбуждение наших с Нэроко тел. Когда же нам немного надоела эта поза, котодевочка повернулась ко мне спиной, оказавшись в стойке на коленях, но полностью выпрямленная, тем самым пусть и уменьшив глубину моего проникновения, но зато даровав моим и не только моим рукам широчайший простор для дополнительной ласки её груди, поглаживания живота и игры с горошинкой.

Закончилось всё очень поздно — на улице царила кромешная ночь, измученные, но довольные тёмные эльфийки блаженно-расслабленно обнимали меня с боков, в то время как несколько более бодрая, но тоже «многое пережившая этой ночью» котодевочка возлежала сверху. В комнате царил аромат похоти, разврата и шикарных женщин. Тишину нарушали лишь звуки дыхания и редкие стоны, порождаемые тем, что мы все продолжали лениво поглаживать друг друга, иногда в довольно пикантных местах, особенно этим грешили близняшки в отношении Нэроко, чьё особо чувствительное место у основания хвостика уже разведали, да и сам хвостик были совсем не против потрогать.

Так мы постепенно и уснули, побеждённые умиротворением.

Глава 17

Глава 17

Утро для нашей группы началось не слишком рано. Свет уже вовсю бил в щели между ставнями, когда мы только начали шевелиться. Ну как «шевелиться»? Я осознал себя зажатым между двумя шикарными красотками, в то время как третья свернулась у меня на груди натуральным клубочком и являла собой квинтэссенцию слов «прелесть» и «очарование». Вставать не сильно хотелось, а вот повторить нашу ночную программу — очень даже, но спящие девушки выглядели слишком мило, чтобы моя совесть позволила побеспокоить их со столь низменными желаниями. Правда, до конца удержаться я всё-таки не смог и, высвободив одну из рук, принялся аккуратно начёсывать за ушком котодевочки.

— Мр-р-р, — почти сразу же последовало счастливое тарахтение, заставившее мои губы разойтись в улыбке. Сиреневый глаз сонно и медленно приоткрылся. — Мя-я-я, — зевок, переходящий в сладкие кошачьи потягушки. — Ва-а-айтлиан… м-м-м, пр-р-р-родолжай… — и, выдав сие повеление, девушка вновь прикрыла глазки и засопела, явно повторно отправляясь в страну Морфея.

— Сестрёнка сильно вымоталась, — донеслось слева от меня куда как более бодрым голосом, впрочем, самодовольные нотки ярко слышались и в нём.

— Она такая смелая… и деспотичная, — послышалось справа.