Светлый фон

— Да какой тут может быть разлом, — фыркнул ему в ответ герой и тут же полетел вниз, споткнувшись о камень на пути. С тяжелым грохотом он рухнул на пол, вымазавшись в вековой пыли, покрывавшей пол. Винить его было не в чем. Уж и при свете дня люди часто запинаются о разные предметы, чего говорить о полной темноте!

Удивительно было то, что гул до этого раздававшийся с некоей периодичностью вдруг затих. От этого герой испуганно замер, сделав стойку на руках. Вид у него был ужасный — весь вымазанный в глине, да еще и многолетней грязи, что копилась на полу, он испуганно таращил глаза, замерев в нелепой позе. Дух приключений с радостью посмеялся бы над этим. Если бы не одно «но» — в помещении внезапно зажглись огни.

И пока Кигус ошарашено моргал, пытаясь привыкнуть к яркому свету, его незримый спутник старательно запоминал окружение, дабы позже воспроизвести все до единой детали.

А деталей было много. Герой оказался в большом, действительно большом, зале. Его стены, некогда покрытые фресками, что ныне обсыпались в крошку, образовывали ровный шестиугольник. Арочный свод был раскрашен в звездную карту. В каждом углу этого шестиугольника стояла большая каменная жаровня, в которой горело… ничего. Да, яркое желтое пламя полыхало прямо на голом камне! Но поражало другое. В пяти стенах темнели провалы уходящих в глубины проходов. Ну а в шестой, прямо напротив замершего героя была Дверь.

Сказать честно, дверей бывает огромное количество. Описать их довольно легко. Например, дверь в жилище купца. Сразу ясно — тяжелая дубовая, окованная железом. А вот маленькая трухлявая хлипкая дверца, которая прикрывает вход в жилище гнома, забитое всяким хламом. Или, например, богато украшенная и расписанная узорами дверь в тронный зал…. Ну а с этой Дверью сразу возникали проблемы.

Во-первых, она была огромна. Будь герой даже раза в два выше — он бы все равно не дотянулся до её верхнего края. Во-вторых, Дверь была одна. Обычно, если размеры прохода огромны, нормальные архитекторы делают две створки. Но тут был один огромный монолит. Да еще и исписанный странными символами, несомненно, магического рода. Ну и, в-третьих, Дверь здесь было еще и именем собственным. Ибо, как только Кигус поднялся и удивленно начал оглядываться, этот монолит произнес:

— Здравствуй путник! Добро пожаловать ко мне в гости. Меня зовут — Дверь, — исписанный магическими символами камень, сам по себе вздулся, и из него показались контуры лица — нос, губы и что удивительно глаза. Голос у нее был глубокий и мягкий. У героя появилось подозрение, что неизвестный гул был всего лишь храпом спящего чудища, — А как зовут тебя? — спросила она.