– Если вы не снизойдете до работы сию же секунду, сотни желающих выстроятся в очередь, чтобы заменить вас! – Снейкскин даже вышел из конторы, чтобы наорать на нас.
Мы без лишних разговоров вернулись к работе и дождались, когда Снейкскин уйдет в контору и захлопнет за собой дверь, а потом возобновили беседу с того места, где нас прервали.
– Вот козлина, – фыркнул Роб.
– Да таких полным-полно, – отозвался я.
– Аминь, – кивнул Горди.
– А вот что мне интересно, как так… – начал было Роб.
– Тише! Тише! – зашипел я на него. Бросился к верстаку, прибавил звук радио. В новостях сказали такое, что я не мог не обратить внимания.
Тише!
…ни подтвердить, ни опровергнуть, что его дочь Персефона Мира Хэдли беременна и что она забеременела несколько месяцев назад, когда была похищена злоумышленниками. Мы можем лишь догадываться, что пришлось вытерпеть бедной девушке, пока она находилась в руках мужчин-нулей. Сама Персефона до сих пор отказывается говорить о двух страшных днях в плену: очевидно, воспоминания о них для нее слишком болезненны, слишком ужасны…
…ни подтвердить, ни опровергнуть, что его дочь Персефона Мира Хэдли беременна и что она забеременела несколько месяцев назад, когда была похищена злоумышленниками. Мы можем лишь догадываться, что пришлось вытерпеть бедной девушке, пока она находилась в руках мужчин-нулей. Сама Персефона до сих пор отказывается говорить о двух страшных днях в плену: очевидно, воспоминания о них для нее слишком болезненны, слишком ужасны…
– Эй! – Горди смотрел на меня круглыми глазами, и я не понимал, в чем дело, пока не увидел, что радио лежит на полу, разбитое вдребезги: я запустил им в стенку.
– Мне надо уйти.
Я двинулся к выходу.
– Эй! Каллум, куда это ты собрался? – окликнул меня Снейкскин.
– Мне надо отлучиться.
– Еще чего надумал!
– Никуда ты не уйдешь!
– Запросто!