— И какой же? — устало отозвался Клиссен.

— Давеча нескольким моим людям не позволили пройти в северную башню. Очевидно, ты приказал никого туда не допускать. Любопытно, чем ты там занимаешься?

— Любопытно, что за дело привело твоих писцов в столь отдаленную и пустынную часть крепости, — парировал Клиссен.

— Отвечай на вопрос! — рявкнул главнокомандующий. — Что в той башне?

— Залог безопасности, — ответил Клиссен. — То, что можно задействовать лишь в самом крайнем случае. Обеспечить безопасность принца важнее, чем сохранить лицо империи. — «К тому же я окончу дни на каторге в Озаке, если хоть волос упадет с его головы. Но это еще приятный жребий по сравнению с тем, что предстоит тебе».

На лице главнокомандующего промелькнула нерешительность, когда он понял, что находится в башне, но он промолчал, чтобы оставить возможность изобразить неведение, если вдруг что-нибудь пойдет не так. «И на таком двоедушии зиждется империя», — подумал Клиссен.

— Ты мне отвратителен, Клиссен, — заявил главнокомандующий. — И всегда был мне отвратителен.

— Ваша честность столь же достохвальна, сколь редкостна, — с гадкой улыбочкой ответил Клиссен. — Но оценит ли ее канцлер? Мне кажется, его больше впечатлит, что я поймал последнего из Рассветных Стражей. Теперь прошу меня извинить, я занят заботами об империи.

С этими словами он удалился, оставив старого недоумка и его выкормыша злопыхать ему вслед. Столь открытое неповиновение было опрометчивым и безрассудным, но, свидетель Вышний, ему стало легче. Главнокомандующий уже давно распинается, как он ненавидит Клиссена, но Клиссену это нисколько не навредило. А когда Гаррик повиснет в петле, Клиссен станет неуязвим.

Если только приспешникам Гаррика не удастся испортить свадьбу принца. Тогда всю вину свалят на Клиссена, и главнокомандующий — а именно он несет конечную ответственность за действия Железной Длани в Оссии — падет вместе с ним. Сухим из воды выйдет только Беттрен, ведь административное управление Железной Длани безопасностью не занимается. И тогда отказ в повышении будет наименьшим из несчастий, грозящих Клиссену.

Он подумал о Лиси и Джуне, своих золотоволосых дочерях. Подумал о своей прекрасной жене и о замечательном доме, который она содержала с такой роскошью. Подумал о старом ленивом Бароне Огурчике. Всего это он лишится, если не сумеет вырвать с корнем измену, которая замышляется сегодня.

«То, что нам дорого, делает нас слабее, — напомнил он себе. — Но сейчас не время. Сейчас я представитель власти».

Харта он нагнал возле оружейной: тот торопливо ковылял к следующему месту назначения, за ним следовал измученный младший надзиратель.