— И как его зовут?

— Долгожитель.

— Серьезно?

— Ага. Настоящего имени никто не знает.

— А вы искали в архивах? — Александр снова прикурил.

— Нет его там.

— Хм… Странно…

— Он знает, что я собираюсь на суде все рассказать, поэтому он явился сюда. Он один, но у него есть связи и нужные люди, чтобы укоротить мою жизнь…

— Ладно. Допустим. А причем здесь Алина?

— Я тебе рассказывал, как она попала в реактор?

— Ты говорил только, что она все это время была в реакторе.

— В течение года ей внутривенно ставили слаборадиоактивный уран двести тридцать восемь. В малых дозах он не причиняет сильного вреда, но ему свойственно накапливаться, когда его вводят в кровь. Капля за каплей, по венам течет уже облученная кровь, разрушает организм, все кожные ткани, и буквально через полгода человек умирает. Моя девочка продержалась год. Все ее тело покрыли ужасные ожоги и язвы, они гнили, кожа отмирала, и мне пришлось сделать все возможное, чтобы не было дальнейшего заражения. Раны стояли открытыми, они даже перевязки не делали.

— Получается, от полученных ран она скончалась, и они решили избавиться от тела, сбросив в реактор, так, что ли?

— Все верно.

— Но Алина все еще жива!..

— Я не понимаю, как так вышло.

…— Я, я, Ваша честь, виноват в произошедшем! — уже на судебном заседании, которое проходило в чернобыльском Доме Культуры, заявил академик, стараясь ровно держаться на ногах. — Моя дочь оказалась там, в реакторе, по моей вине! — сидящие в зале люди удивленно охнули. — Один из присутствующих здесь заморил ее до смерти, а потом бросил умирать в Чернобыльской атомной станции!

Один из присутствующих резко встал и вышел, громко хлопнув дверью.

…Сказанное Легасовым на суде произвело большой фурор: человек, что ушел посреди заседания, привлек многочисленное внимание присутствующих на заседании милиционеров, привезших виновников в местный Дом Культуры. Его попытались отыскать, но странный незнакомец исчез, растворился, словно тень.

А Легасов окончательно захворал и попытался покончить с собой.