Снова оглянувшись, понимая, что и ветер крепчает, и что вот-вот начнётся ливень, Арчи в который раз посетовал на свою судьбу неудачника, и пошёл вперёд.
Ворота внушали своими размерами, слепили невозможно-белым светом за ними. У самой арки стояли две большие статуи чёрных псов. Грозно и молча они взирали на путника, но в их глазах не читалось желания прогнать, нет. Ярко-красные рубины, служившие собакам глазами, словно испытывали гостя на прочность, проверяли его, готов ли он к тому, что за ними. Мальчик не ощущал страха перед изваяниями, напротив, выдержав этот взгляд, он кивнул, словно отвечая на невысказанный вопрос: «Да, я не боюсь».
Прикрывая лицо руками, он ступил в ослепительно-белый свет, и его обняло теплом, земля словно ушла из-под ног, так, будто он парил. Подхваченный ветром, он летел в белизну, и мысли полнились переливами флейт, смешанных с мерными нотами скрипки, переборами клавиш фортепиано,, как играет фрау Ринер на уроках музыки.
Свет сник, и настала тишина.
В кромешном мраке, не видя перед собой ничего, кроме редких бликов сияний тьмы, мальчик услышал нежный, бархатный голос. Слова струились, подобно колыбельной, отпечатываясь в мыслях яркими, песочными буквами.
От такого приветствия Арчи пробрало холодом.
«Почему Карпа? Почему мёртвых, что это вообще за место? И как я здесь оказался?»
Все эти вопросы сменяли друг друга, как в миг темнота ушла, и вместе с тем тут же раздался громогласный рёв.
— Привет, я Рокка, а это Пиупиутристапять.
Обернувшись, Арчи увидел светловолосую девочку в лиловом платье. В простых сандалиях и в венке из тюльпанов, она держала поводок, другой конец которого был прикован к металлическому ошейнику чудища.
— Он всё ещё немного буйненький, — продолжала она, улыбаясь, — но не переживай, он тебя не тронет, это хороший, домашний дракон, я его сама выдумала.
— А почему триста пять? — только и спросил мальчик.
Рокка склонила голову набок.
— Ну, он мой трёхсот пятый, я им имена с номерами присваиваю, чтоб не запутаться.
— Ты разводишь драконов?