Слова исходили от одного из двух странно одетых особей мужского пола, подходящих сейчас к нему.

— Да не, голубые так не одеваются. Москвич, наверное, — возразил второй.

— Ты рожу его видишь? — спросил первый у второго, с трудом фокусируя резкость. — Кого-то он мне напоминает.

— Агронома нашего?

— Да нет. По телеку я этого третьего дня видел. Друг, это не твой трактор за околицей валяется?

— Мой, — честно признался Чайник, а про себя подумал: «Как же я мог забыть включить маскировку!»

— Вспомнил! Гена, точно Гена. Привет Гена, а я — Вася. А этот дебил — мой товарищ Федя.

«Ну, Гена, так Гена, — подумал Чайник. — Вот и разобрался я с одной шарадой. Местное мнение надо уважать, аборигенам виднее».

О событиях нескольких последующих дней Гена не помнил ничего. То есть почти ничего, поскольку обрывки воспоминаний иногда мелькали у него в голове. Но уж больно фантастические.

Вспомнилось, как он вместе со своими новыми приятелями сидел на завалинке и пел тягучие песни о главном. Пели, конечно, они, а он, не зная слов, протяжно подвывал в такт красивым мелодиям.

И еще вспомнилось, но уже совсем непотребное: как полуголые деревенские девки без трусов прыгали через костер возле его дома. Гена вечерами сильно мерз, поэтому был вынужден, если позволяли силы, палить его каждый вечер. Грелся он так.

Очень скоро в местном сельпо закончилось вкусное земное пойло. Видя страдания братьев по разуму, Гена попробовал на свой страх и риск угостить их чистейшим керосином из бака с горючим. Керосин пришелся всем по вкусу.

— Отличный самогон, — сделал авторитетное заключение абориген Вася, — забирает!

К концу второй недели Гена перезнакомился уже со всей деревней. Затем с соседней и еще несколькими в округе. Народ шел к нему толпой, звеня трехлитровыми банками. Многие, не в силах донести ценнейший груз до дома, оставались тут же. Подтягивались люди и из местного райцентра. Таким образом, к концу первого месяца своего пребывания в этом диком мире, он стал местной достопримечательностью.

Да, вспомнилось, вдруг. Хвост свой Гена к концу второй недели на Земле обнаружил. Как оказалось, тот все время торчал у него именно оттуда, откуда и должен был торчать: из его жопы.

«Значит не судьба, — философски подумал он, — буду теперь рептилоидом. — Тем более, у людей такая высокая толерантность, что им пофиг и на мой хвост, и на морду. Впрочем, я здесь и не на такие рожи насмотреться. Странно лишь то, что никто не поинтересовался, откуда я здесь появился».

Все бы ничего, но местная детвора под угрозой отсечения хвоста, настойчиво требовала у него построить качели. Странная просьба, но под давлением их угроз, пришлось уступить. В качестве культурного обмена.