Светлый фон
Стоило об этом подумать, как Пекарь поднял взгляд, его почти человеческое лицо выражало скорее удивление, чем агрессию. Мы смотрели друг на друга так секунд пять и я оставался жив, мыслей о том чтобы убить его у меня больше не было. Зашумела рация на солдате: «Внимание всем! Разрешено применение напалма!» Пекарь отвёл взгляд на рацию, затем снова посмотрел на меня; в этот раз выражение его лица было больше похоже на сочувствие; после чего встал и ушел прочь.

Предсмертный крик дюжины глоток заставил меня обернуться. Разверзся ад. Густое пламя волной охватывало улицы и неслось от перекрестка к перекрестку сжигая всё на своём пути. Плотный чёрный дым заслонил солнце. Нужно бежать, убираться как можно быстрее, жар чувствуется даже с расстояния.

Предсмертный крик дюжины глоток заставил меня обернуться. Разверзся ад. Густое пламя волной охватывало улицы и неслось от перекрестка к перекрестку сжигая всё на своём пути. Плотный чёрный дым заслонил солнце. Нужно бежать, убираться как можно быстрее, жар чувствуется даже с расстояния.

Сорвался в направлении набережной на прямую, через детскую площадку. Первое что меня встретило на ней, это старые качели подвергшиеся пластической деформации Искажения, а за ними и все остальные объекты. Изгибы и формы были далеки от воображения человека, каждая деталь была словно вне реальности, висела в воздухе, вопреки законам гравитации, держась лишь на одной или двух опорах. Это было необъяснимо притягательно, словно искусство художника экспрессиониста с другой планеты, который хотел выразить в этих изваяниях всю боль человечества и земли, что несет этот род, как бремя.

Сорвался в направлении набережной на прямую, через детскую площадку. Первое что меня встретило на ней, это старые качели подвергшиеся пластической деформации Искажения, а за ними и все остальные объекты. Изгибы и формы были далеки от воображения человека, каждая деталь была словно вне реальности, висела в воздухе, вопреки законам гравитации, держась лишь на одной или двух опорах. Это было необъяснимо притягательно, словно искусство художника экспрессиониста с другой планеты, который хотел выразить в этих изваяниях всю боль человечества и земли, что несет этот род, как бремя.

За детской площадкой меня ожидала поросшая аллея вечно зеленного кипариса, что вела к самой набережной. За моей спиной, буквально в сотне метров, всё пылало пламенем тысячи костров.

За детской площадкой меня ожидала поросшая аллея вечно зеленного кипариса, что вела к самой набережной. За моей спиной, буквально в сотне метров, всё пылало пламенем тысячи костров.