Легкий толчок в спину, тихий скрип закрываемых ворот, и я оказался в одиночестве на ступенях Храма. В глазах потемнело: ясный день стал чернее ночи.

Меня просто использовали и выкинули. С другой стороны, какого отношения я хотел с такой-то супругой? Твою мать! Да откуда она вообще взялась? Откуда, откуда, — ответил я сам себе, — игра посчитала меня и Малыша одной личностью, прицепив ко мне его чокнутую женушку...

Настроение у меня стало чернее тучи, очень захотелось кого-нибудь разорвать на части и попавший мне сидящий на ступенях Зёма оказался очень кстати. Он стоял на коленях, над грудой сажи, что осталась от уничтоженного здесь Гоши, и ковырялся в угольях, явно что-то там выискивая. Через миг "Это" нашлось, и похожие на столбы пальцы элементаля подняли к свету глиняное сердце нашего бессменного товарища. Зема за время боя вымахал больше, чем вдвое, став минимум семи метров роста и в его руках сердце казалось игрушечным.

— Аккуратнее, тупая ты башка! Дай сюда, а то раздавишь еще, криворукая каменюка!

Элементаль с трудом оторвал взгляд от сердца, переводя его на меня, и посмотрел, будто не понимая мои слова, но через секунду отрицательно закачал головой:

— Нета, сердца мая. Мне она нада.

— Дай сюда, дебил, — я требовательно протянул руку, — а то хуже будет!

— Нета, — еще раз покачал он головой и вдруг задрожал, грудная клетка его стала резко расширяться, затем с громким треском лопнула, раскрываясь уродливым бутоном.

— Не сметь!

Мой вопль пропал втуне. Элементаль нежно, будто в шкатулку положил внутрь груди багровеющее сердце. Грудь схлопнулась, Зема в единый миг оказался на ногах, в десяток огромных прыжков добрался до полосы земли и нырнул в нее будто в воду и скрылся из глаз, даже не оставив после себя земляного булька. Моё черное настроение начало багроветь, а из-за поглотивших мою душу туч начали пробиваться первые всесокрушающие молнии, и я, больше не задерживаясь, вбивая каждый шаг в камень ступеней, устремился за удаляющейся погребальной процессией. По мере приближения к ней, ярость слегка спала, уступая место угрюмо-подавленному настроению. Впрочем, вид у остальных был тоже не очень. За время путешествия даже гномы подружились с нашим связным, вечерами у костра с удовольствием слушая его морские баллады и сами делились бесконечными рассказами и анекдотами. Юмор у них был весьма специфический, но бывшему моряку заходил на ура. Что уж говорить про остальных, за годы совместной жизни с Абордажных дел мастером, мы срослись намертво.

Процессия остановилась около защитного участка с неистово бурлящей огненной стихией. Все молчали, глядя на недвижную сгорбленную полупрозрачную фигуру с засохшей мумией на руках, и молчали. Пришлось мне подойти и положить руку на едва ощутимое плечо. Горло сжало, но я смог заставить себя заговорить: