— Я бы такие не надела, но…

— Присмотрись, — перебил он.

«Туфли ей велики!» — сообразила Гвендолин. Да и леггинсы, если присмотреться, плохо прилегают, висят на костлявых лодыжках — небывалое дело во времена, когда все печатается по индивидуальной мерке.

— Можно подумать, у нее анорексия. И не представляю, как она умудрялась в таких бегать. Как в шлепанцах.

Горацио молча наклонился и потянул одну кроссовку.

— Осторожней! — заволновалась Гвендолин.

— Я кожи не касаюсь, — успокоил он и дернул сильнее. Кроссовка легко снялась. И стало понятно почему: ступня женщины превратилась в узловатую культю, как будто с нее удалили все мышцы и сухожилия, а кожа, обтянув кости, смяла их в грубый ком.

— Какого черта!

Она долго таращила глаза на этот ужас, потом перевела взгляд на мужчину. И ему беговые туфли были велики. Гвендолин присмотрелась к почти не видной из–под тела женщины кисти руки.

— Черт! Горацио, посмотри на руку!

Кисть ужасно ссохлась. Но ее поразило другое. Кожа на внутренней поверхности пальцев отрастила шелковистый белый пушок, связавший ладонь с землей.

— Господи боже, — крякнул Горацио. — Корни?

— Биологическое оружие! — вскрикнула Крина. — Отойдите! Немедленно!

Гвендолин отшатнулась — не столько по приказу охранницы, сколько от ужаса. Горацио перепугался не меньше нее.

— Это не биооружие, — прошептала Гвендолин. — К-клетки. Началось окукливание.

Горацио обнял ее и потянул в сторону.

— Пойдем домой.

Она кивнула, не в силах заговорить. Торопливо уходя прочь, оглядываясь через плечо, она, кажется, заметила в дальнем конце Бьюфорт–стрит парней Феллнайка.

— Вернемся в пентхаус, больше за дверь ни шагу, — решила она.

Горацио невесело улыбнулся.