Доминик наконец-таки поднял голову, и облегчение на его лице нельзя было не заметить.
– Как глупо вы пользуетесь нашим гостеприимством, – сказал Григорий. – Мы предоставили вам безопасное место. Защиту. Позаботились о пострадавших. А вы тычете всем этим нам в лицо, и ради чего? Вы не сможете оставить Морган себе. Она принадлежит нам. Она принадлежит Железной башне и Библиотеке.
– Она никому не принадлежит. Давайте будем честны: девушка вправе сделать собственный выбор, по крайней мере, пока она с нами. Если моя мать будет против, скажите ей прийти сюда лично. Я не слушаюсь приказов напыщенных лакеев.
Лицо Григория жутко покраснело.
– Как пожелаешь, – сказал он, –
Он пошел прочь к своему столику, и его гнев было видно в каждом резком движении, когда он демонстративно повернулся к ним всем спиной. Джесс не собирался тоже отворачиваться. Он не доверял Григорию и не был уверен, что тот не воткнет им нож в спину.
Доминик, однако, все еще стоял рядом. Юноша выглядел напуганным, как кролик, но, прежде чем уйти, все же выдавил из себя:
– Прости, Морган, – а потом он поспешил обратно к своему столику.
Что ж, получается, не каждый в Железной башне был самоуверенным и надменным, как Роза.
– Морган? – Халила опустилась обратно на свой стул и протянула Морган руку. – Они ведь не заставляли тебя…
– Пока нет, – сказала Морган. – Спасибо вам, профессор Вульф.
Вульф расправил салфетку и постелил себе на колени.
– Не надо меня благодарить, – сказал он. – Я сделал все это ради того, чтобы позлить Григория.
– Смотрите в оба, – сказала Морган. – Он настоящая гадюка.
– На меня конкретно его яд не действует. Мы знаем друг друга с детства, и он на пять лет старше меня. Можешь представить, как это повлияло на его любовь к жестокости.
Морган вздрогнула.
– Мне не хочется представлять, – сказала она. – И все равно спасибо, неважно, ради чего вы все это сделали.
Профессор Вульф пожал плечами, как будто это было неважно. А затем принесли еду, и Джесс оказался приятно удивлен, обнаружив, что ростбиф с картофельным пюре были не хуже, чем на воскресном ужине у него дома – одной из немногих приятных вещей, какие он мог припомнить о своем детстве. Ему даже положили зеленый горошек. На какое-то время все замолчали, увлекшись едой. Томасу додумались положить двойную порцию, и он все съел с такой скоростью, что Джесс даже забеспокоился на мгновение: а что, если желудок юного немца не готов к такому внезапному и большому количеству еды? Однако Томас выглядел довольным, и это все, что по-настоящему имело сейчас значение.