Это было действительно так. Колдовать мне запретили под страхом смертной казни. Это совсем не значит, что я не пыталась! Напротив, очень даже пыталась. Потому и запретили. Все заклинания у меня выходили шиворот-навыворот, и никто не мог объяснить почему. Первое время надо мной бились все учителя поголовно. Но результат моих стараний был настолько неожиданным, что весь процесс становился опасным и для меня, и для всех находящихся рядом. Даже самые простые бытовые заклинания были мне неподвластны и выходили боком мне же самой. До сих пор помню, как хотела наскоро высушить мокрые волосы, а вместо этого отрастила себе натуральные оленьи рога. Целую неделю алхимики что-то алхимичили в своих лабораториях, силясь создать «противоядие от дивного недуга», потому что заклинание оказалось магически необратимо. Помочь смогло только зелье. А всю эту неделю Авалайн старательно спиливала быстро растущее «украшение» с моей головы, дабы я могла проходить в дверной проем, не создавая лишних разрушений. После пары-тройки таких случаев на мою магию был наложен строжайший запрет, благо только в устной форме. Потому что разгадать природу моей силы наставникам еще только предстояло. Из этого следовало, что изучать меня будут, а обучать — шиш. Ну да ладно, не выгнали — и то хлеб. Свободно использовать я могла только телекинез. И то лишь потому, что это удавалось мне так же просто, как ходить и дышать. И не требовало дополнительного произношения заклинаний или сложных пассов.

Адептам, конечно, было позволено покидать Академию на время каникул, но даже старшекурсникам накрепко опечатывал силу сам Верховный магистр Тоноклоф лично. А на ту самую «полевую» практику будущих магов-воинов, прорицателей и целителей отпускали лишь в сопровождении наставников.

Так что пророчество, выданное Лайн, было не просто неправдоподобным — оно было в принципе нереальным. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Не помню, кто это сказал, но в этом случае — в самую точку.

— Давай спать, великая пифия. А завтра на свежую голову попробуешь еще раз.

— Сессия на носу, — еще раз вздохнула полуэльфка. — Если так и дальше дела пойдут — отчислят за милую душу!

Я фыркнула:

— Что за ерунда? Дар у тебя есть, его просто нужно развивать. Вот и занимайся этим, нечего раскисать! Наставники тебе помогут, работа у них такая.

Я распахнула ставни и подставила ладонь холодным каплям. Удушающее зловоние, то есть благовоние, выветривалось, в голове прояснялось. Погодка, конечно, не сахар.

«Где-то он сейчас? — вдруг подумалось мне. — На очередном постоялом дворе? Снова не на жизнь, а на смерть схватился с нежитью? Или коротает время в корчме за кружкой пива? В одиночестве или в шумной компании? Или укрылся от пронизывающего ветра под теплым одеялом в обществе юной прелестницы? — я почувствовала, как защипало глаза. — Зачем я тогда ушла? Почему послушала свою гордость, а не сердце? Да, он мог бы сделать все более деликатно, а не вот так, нахрапом. Но ведь в этом весь Ян. И таким я его люблю. Да, он повел себя отвратительно. Но ведь главное — он сказал, что…»