Пейнтер опустился на корточки перед распростертым на земле телом. Мертвец лежал на спине на бизоньей шкуре, сложив руки на груди.
Индейская одежда на истлевших останках была более яркой, чем на телах снаружи. Голую худую шею окружало ожерелье из белых орлиных перьев, переливающихся перламутровым блеском. В длинных седых волосах, заплетенных в косу, все еще сохранились частицы высохших цветов, куда их воткнула любящая, заботливая рука. Высушенные плечи покрывала богато расшитая накидка, игравшая роль погребального савана.
Этот человек не покончил с собой. Ему оказали величайшую честь, похоронив здесь, в Святая святых.
И Пейнтер догадался почему.
Под бледными высохшими руками лежали два предмета.
Одна рука накрывала белую деревянную трость с серебряным набалдашником, украшенным французской лилией.
Под другой лежала тетрадка со страницами из бересты, переплетенными в кожу.
Это было тело Аршара Фортескью.
И не читая его дневник, Пейнтер понял, что француз остался здесь после ухода экспедиции Льюиса и Кларка, намереваясь быть хранителем и защитником этой великой тайны. Фортескью долго жил среди индейцев, перенял их обычаи, его считали за своего и любили, судя по тому, как заботливо обошлись с его телом.
Пейнтер отвел взгляд.
— Упокойся с миром, друг мой. Твое долгое бдение окончено.
Рон Чун остановился перед открытой дверью в глубине зала. Его слова были пропитаны ужасом.
— Господин директор, вам нужно взглянуть на это.
Пейнтер подошел к геологу. Тот направил луч фонарика на дверь, ведущую из Святая святых. К ним присоединились Хэнк и Ковальски.
За порогом начинались каменные ступени, ведущие вниз, в просторное помещение, уходящее под святилище.
— Это сокровищница храма, — прошептал Хэнк.