Я кивком попросил лекаря начинать полевую экзекуцию. Тот огляделся, нашел уголок почище с импровизированным столиком.

— Ваше счастье, что я тоже из одарённых, Оболенский, — он покосился на меня. — Не понадобится искать операционную.

Я удивленно уставился на врача.

— А вы-то что здесь забыли?

— Пенсия у меня на свежем воздухе, — отрезал он и обратился к «старичкам», — Тащите его сюда. Будем ускорять восстановление.

О черт… Я хорошо помнил весь спектр ощущений, когда меня так же штопал лекарь на острове. Незабываемые впечатления. Но сейчас это был единственный выход, если мы хотели сохранить все в тайне.

Я действовал безрассудно, но это безрассудство могло мне здорово помочь обрести вес в колонии. Про нас с Алтаем все равно узнают — ребята обязательно проболтаются своим. Это вызовет интерес к моей персоне, но и уважать начнут. Особенно когда я сдержу слово и стану по-настоящему заботиться о хвостатом.

Да и то, что я решил молчать об инциденте на псарне, тоже может прибавить мне очков популярности. Мне были нужны друзья среди «старичков» и сторонники среди преподавательского состава. И сейчас требовалось показать свою надежность.

Конечно, можно было придумать что-то более безопасное, но времени у меня оставалось немного, и приходилось решать задачи нестандартным образом. Лишь бы все это помогло.

— Сейчас будет жечь, — предупредил лекарь.

— О, поверьте, я знаю.

Я стиснул зубы и зашипел, когда он принялся надо мной колдовать. Пора бы уже привыкнуть к этим ощущениям, потому как, что-то мне подсказывало, что это далеко не последняя подобная процедура.

Краем глаза я заметил, что девчонка с короткой стрижкой выбежала из пристройки. Лишь бы не пошла разносить новости.

Я несколько раз вырубился, пока лекарь надо мной колдовал. И всякий раз Антонина начинала паниковать. Приходилось уже вдвоём ее успокаивать. Остальные ребята наблюдали за процессом с интересом: когда еще такое увидишь.

— Вроде же наркоз положен, нет? — Спросил низкорослый паренек в желтой куртке.

— Вам положен, а Оболенский у нас особенный, — проворчал лекарь. — Конституция и дар воина позволяют ему выдерживать большие нагрузки, в том числе и боль. Вас бы от такого разорвало, Игорь, так что лучше не пробуйте.

— Никакого желания, — этот Игорь с опаской на меня покосился, когда на моем лбу снова проступила испарина. — Подумать только, такие жертвы — и все ради нас, плебеев…

— Я вас так не называл, — прохрипел я. — Мне главное, чтобы человек был хороший. А есть у него сила или титул или нет, дело десятое.

Наконец, лекарь закончил экзекуцию. На месте разорванных тканей красовался алый рубец. Болючий до ужаса, но хотя бы мясо не торчало.