Я не сразу понял, что означало выражение лица Фран. Сострадание ли это?

На самом деле, Трисмегистос, как и Фран, также некогда был обращён в раба — раба божественной воли. Если отбросить в сторону его «великий грех», едва не погубивший мир, то, наверное, у Фран могло найтись место эмпатии.

Да и меня самого смущала вся чрезмерная суровость этого наказания — оставаться вечным узником замка, обречённым умирать и возрождаться.

То, что жилищем Трисмегистоса являлся роскошный замок, вероятно, слабо его утешало.

— Мм.

(О, Фаннаберта засияла.)

Клинок Фаннаберты засиял серебряным светом. Судя по всему, высвобождая магическую энергию, меч мог увеличивать эффективную дистанцию, по сути удлиняясь. Острота фальшиона была такова, что демоны распадались на части, будто соломенные маты при ударе катаны.

Я проигрывал одной только этой остроте. Интересно, это изначальное свойство Фаннаберты? Или же воздействие магии Трисмегистоса?

Как бы то ни было, меч-компаньон сильнейшего из драконидов должен соответствовать своему владельцу.

Заметив, как внимательно Фран смотрит на Фаннаберту, Изарио вновь обратился к ней:

— Юная леди, вы заинтересованы мечом Трисмегистоса?

— Угу.

— Вот оно как. Тогда, позвольте дать один совет.

— ?

— Когда вопрос касается этого меча, Трисмегистос начинает колебаться. Верно, другие люди ему не интересны — в том числе и в том смысле, что, будучи великим грешником, он не в положении кого-либо обвинять по мелочам. Однако никому не известно, что он может выкинуть, задень вы его меч неудачным словом.

Серебряный фальшион Трисмегистоса — его единственный меч, боевая подруга. Разумеется, не нам одним она интересна.

Были те, кто пытался украдкой исследовать меч. Кое-кто даже пытался его своровать. Судьба этих смельчаков разнилась — одним это сходило с рук, другим же Трисмегистос сворачивал шею за одно прикосновение к его сокровищу.

Однако даже во втором случае он не показывал ни единого признака гнева. Он просто убивал, словно по чьему-то приказу. По крайней мере, так говорили очевидцы.

— Это не просто вопрос обходительности. Никто не знает, где находится черта, которую нельзя переходить, когда тема касается меча.

(Страшновато, я скажу.)