– Да я не из больницы…
– Прямо с шоссе, значит? У нас тут есть некоторые прямо с шоссе. Вот, например, Слава Баранов – Славик, ты здеся? – с Лоуренсом лоб в лоб сошлись на четыреста третьем километре. Славка сразу отлетел, а Иен еще на операционном столе мучился. А ты, парень, где же кокнулся? Что-то я тебя…
– Да что вы, Потапыч, не видите, что ли? – сказала с досадой на быстром подходе с разлетом юбочки и взмахом сумочки Лариса Лихих.
– Эге, да ты… – Потапыч даже рот открыл от удивления. – А ты-то как сюда попал?
– Меня непосредственно майор Калюжный… – начал было я объяснять, но тут и меня осенила наконец догадка: – А вы, значит, все…
– Угадал, – с добродушным небрежным смешком, потряхивая в ладони пятиваттные лампочки и не слезая с капота сгоревшего «запорожца», проговорил Гоша Славнищев. – Мы они самые, жмурики.
– Мы все жертвы автодорожных происшествий со смертельным исходом, – солидно пояснил Вадим Оскарович Поцелуевский.
– Понятно. Благодарю. Теперь мне все понятно… – Я почему-то не нашел ничего лучше, как отвесить всем собравшимся на штрафной площадке несколько светских поклонов, а потом повернулся к хитрюге Потапычу. – Простите, Потапыч, я невольно подслушал, у вас, кажется, есть в наличии пара остродефицитных задних амортизаторов? Не уступите ли?
Теперь все смотрели на меня с добродушными улыбками, как на неразумное дитя.
– Шел бы ты, друг, в свою машину, ложился бы спать, – сказал кто-то, то ли Лоуренс, то ли Марат.
– Вы не думайте, Потапыч, у меня есть кое-что на обмен, – сказал я, уже понимая, что леплю вздор, но все пытаясь нащупать какую-нибудь возможность контакта. – Например, японское электронное зажигание или… скажем… я наличными могу заплатить…
Призраки – а ведь именно призраки, с нашей точки зрения, это и были – засмеялись. Не страшно, не больно, не обидно.
– Иди спать, милок, – сказал Потапыч. – Здесь пока что ваши вещи не ходють.
Я повернулся тогда и пошел к своей машине, в которой гостеприимно светился под луной смятый и превращенный в подушку плащ. На полпути я все-таки обернулся и увидел, что они уже забыли про меня и снова занимаются своими делами – возятся с запчастями, вулканизируют резину, рассказывают друг другу какие-то истории, покуривают, кто-то играет на гитаре…
– Простите, я хотел бы спросить – что там, откуда вы приходите? Есть ли смысл в словах Еврипида «быть может, жизнь – это смерть, а смерть – это жизнь»?
Движение на штрафной площадке остановилось, и наступила тишина. Зарница, пролетавшая над городом, на миг озарила их всех – пассажиров и водителей, собравшихся как будто для коллективного снимка.