«И вот сижу в уютном кресле я, тихонечко старею…»

(И проваливаюсь в кошмарную грезу…)

«И вспоминаю скромную истсайдскую квартиру без лифта, в третьем этаже, где в детстве жил я мирно…»

(И думаю о том, что все умрут…)

«Совсем не рай, но в той грязи, убожестве и прочем был милый ангел, и его мне не хватает очень…»

(Мы жизнь живем, только чтобы сказать Смерти «Да»!)

На память ему приходило все больше строк, и он превращал слова в песню. Голос его начал подниматься с нижней октавы, глубокий бас стряхивал росу с корзинок цветов.

«Моя идише-мама, прошло так много лет!..»

(Намудается как-то функционировать. Мысль о смерти парализует слабых, угроза ее глубока и реальна)

«Моя идише-мама, я целовал морщинки на твоем челе…»

(Едем на машине, летим на самолете…)

Голос Хоррора вознесся до сиплой мольбы: «Как я хочу взять ее за руку, пусть больше не грустит!»

(Живем свою жизнь под незримую фугу Смерти. По взаимному согласию люди скрывают сие друг от друга. Не больше, чем в Лагерях Смерти)

«За все, чем огорчал ее, пускай меня простит…»