– Ишь какой. Все посчитал, – уважительно произнес Иван. – Твоя правда, есть хитрость, вот только она не про твою честь. Я к тебе в кузницу нос не сую, так и ты ко мне не суйся, – жестко отрезал он. – Главное, что должен знать честной народ, – за пуд промытой и высушенной руды я плачу десять копеек, без обмана. Остальное – только моего ума дело.

– И что, коли я доставлю сотню пудов, так ты мне десять рублев уплатишь? – подал голос плюгавый мужичок крестьянской наружности.

Вообще-то, странно видеть на вече крестьянина. Раньше Иван полагал, что при звоне вечевого колокола на площади собираются все кому не лень и всем миром решают возникающие вопросы. Действительность же сильно отличалась от его представлений.

На вече сходились только выборные от концов и слобод города. Там, в свою очередь, были концевые и слободские веча. Если собрание не спешное, а назначенное заранее, то подтягиваются выборные и из пригородов[2]. Далее шло малое вече. Там уж простых ремесленников не встретить, сплошь знать да купцы. Из них же состоял и управленческий аппарат. Ну и как высший орган – совет бояр.

Вот такая демократия. Правда, с рядом ограничений. Выборным мог стать только житель города или пригорода. То есть самое малое ремесленник. Крестьянам ход на вече был заказан по определению. Их интересы представляли помещики. Этот же мужичок по виду явный крестьянин. Впрочем, скорее всего, Иван ошибается. Не потерпят на вече нарушения утвердившихся порядков.

– Коли не надорвешься, можешь доставить и тысячу пудов, – глянув на мужичка, предложил он. – Выплачу сто рублей, копейка в копейку. Только помни, что руда должна быть промытой и высушенной.

– Ага! Я все понял! Станешь придираться к сырости и грязи и платить куда как меньше, – осенило кузнеца.

– Не угадал, – развел руками Иван. – Грязную и мокрую руду я вообще не стану принимать. И не ищи подвоха, кузнец, там, где его нет. Сам же сказал, что на дурака я не похож. А тут вдруг попросил дозволения обратиться к вечу и стану вилять задом, чтобы с меня потом спросили по закону.

– А сбежишь? Чай, к нам из Москвы сбег, – не унимался кузнец.

– Это да. Тут ты меня поймал. Бежать с тысячей пудов руды или сотней пудов железа куда сподручнее, чем со ста рублями.

В ответ на явную издевку толпа грянула дружным хохотом. Ну ясно же, что кузнецу не дает покоя верный способ выделки железа, известный москвичу и неведомый ему. Жаба – она такая, почитай, любого, как ржа, сожрет.

– Ну что, господин Псков, есть еще вопросы к Карпову Ивану Архиповичу? – выступил вперед боярин Пятницкий.