Номер другой, а камера такая же, и даже камерный старший хоть и звался по-другому — Большуном, но сильно смахивал ростом и комплекцией на памятного по той камере Слона.

Войдя в камеру, Гаор поздоровался выученной ещё тогда, но ставшей привычной и совершенно понятной фразой.

— Мир дому и всем в доме.

На него посмотрели с интересом, но вполне доброжелательным, поинтересовались, откуда.

— От Сторрама.

— А это чо за хренотень?

— Завод, что ли ча?

— Нет, — улыбнулся Гаор, — это магазин большой.

— И кем работал?

— Шофёром.

— Это чо? Водила?

— Да.

Нашлось место на нарах, и Гаор продолжил — он мысленно усмехнулся — пресс-конференцию, уже сидя со всеми мыслимыми в камере удобствами.

Как и в прошлый раз, он попал после обеда и, вспомнив, как на его памяти увозили Плешака и других, подумал, что, видимо, так и рассчитывают, чтобы сэкономить на рабском обеде. Да, своего не упустят.

А так… даже имена повторялись. Люди другие, а прозвища те же или похожие. В камеру ввели ещё двоих из той же машины. Гаор встретился с ними как со старыми знакомыми: как же, вместях ехали. Внимание старожилов переключилось на новоприбывших, и под шумное выяснение названий посёлков и имён родичей и знакомых, в котором Гаор как обращённый все равно не мог принимать участия, он откинулся на спину и лёг навзничь, забросил руки под голову и закрыл глаза.

Вот и всё, вот и всё… думать, что его купил этот… капитан, не хотелось, лучше надеяться на аукцион, а то и в самом деле окажешься… подстилкой, а там либо топись, либо вешайся, либо голову о стенку бей, но сначала, конечно, паскудника голозадого придушить надо будет. Ладно. Как сказал ему тогда, в его самый первый день у Сторрама, Плешак? Продали, не спрошась, и купили, не посоветовавшись. И прав, конечно, Старший: нельзя к сердцу близко подпускать, чтоб не рвалось сердце. Эх, Старший, а сам-то… Как ты там теперь? Теперь мы только когда, либо у Огня, либо в Ирий-саду увидимся. Ладно, Старший, спасибо тебе за все, братан, Карько сын Любавы из Черноборья, а по бабке от Всеславы род ведётся. Гаор улыбнулся, не открывая глаз: ещё одна родословная, заученная им с голоса. И ничем она не хуже и не беднее родословной Юрденалов, и, во всяком случае, эту он заучивал добровольно и без оплеух за ошибки. Всё, хватит скулить, сержант, прошлое невозвратимо, не будет тебя Сторрам выкупать, раз решил продать. Можешь лежать и гадать, за что? Ведь всё равно не догадаешься, а самое простое: предложили хорошую цену, вот и всё.