Непокорного монсеньора, завернув руки за спину, затаскивают в зал.

– Освободить, – хладнокровно приказал государь.

Руки Валтерия освобождают от оков. С раздосадованным лицом он делает два резких шага к отцу:

– Отец!

Но Мэрфэл остается равнодушным:

– Ты ослушался приказа воеводы?

– Я главный монсеньор! Он не имел права меня брать в плен!

– Он спас тебе жизнь! – повысил тон Мэрфэл.

Наблюдающий за пререкающимися родными Этрей опустил глаза. После недолгой паузы фиолетовоглазый продолжил:

– Главный монсеньор – Этрей. Тебе до сих пор не ясно?

– За что ты так со мной, отец? Разве я плохой сын?

– Ты прекрасный сын, Валтерий… но плохой монсеньор!

– Что? Как это плохой монсеньор?

– Ты совершил преступление и не оставил мне выбора.

Сердце Валтерия забилось чаще, глаза печально заблестели, а кулаки сжались. Зная закон, он готовился достойно выдержать наказание, которое наложит на него правитель.

– За твое преступление ты лишаешься звания монсеньора. Приказываю незамедлительно собрать свои вещи и покинуть дворец. Провести его!

Стражники попытались схватить руки опального, но Валтерий вывел обоих из равновесия и раскидал по сторонам. Растолкал остальных, выбил дверь и, замерев у порога, выпалил, не оборачиваясь:

– Я говорил с Аврело перед тем, как нежити приняли его самопожертвование вместо дани, – это были последние слова старшего сына перед тем, как он покинул дворец.

– Аврело взяли за дань? Ты мне ничего об этом не говорил, – обратился арфаон к младшему сыну.

– Да, отец. Не знаю, скорбеть или радоваться.