Баба Фрося перекрестилась.

— Тут наши воинские части повсюду стояли. А в самом Рыбачьем, вон в том самом лесочке, что сейчас за вашей стеной, небольшой полевой госпиталь располагался. Не помню, говорила вам или нет, но мне в то время пятнадцать годков уже было, так что я в том госпитале почти всё время и проводила. Помогала медсестрам, убирала в палатках, стирала, мыла… Одним словом, помогала, чем могла.

Баба Фрося посмотрела в лицо Декару. Для этого ей потребовалось задрать голову и откинуться на спинку лавочки.

— Я тот день, как сейчас помню, наши притащили на край скалы какую-то огромную пушку на гусеницах, начали из нее палить по кораблям, что шли из Новороссийска, да так, что у нас в домах враз все стёкла из окон повылетали. Я за той пальбой тогда из лесочка наблюдала. Глазастая была в то время, далеко видела. А потом налетели «юнкерсы». С воем начали ровнять Рыбачий с землей, ну и пушку эту самоходную заодно. А потом один бомбардировщик зашел на лесочек и сбросил две бомбы, как мне казалось, прямо на меня. Я тогда только и успела в специально для этого вырытую яму спрыгнуть. Их тогда много вокруг госпиталя нарыто было. Прыгнула как-то неудачно и зацепилась руками за деревянный бруствер. Повисла на руках, держась за него. Нет чтобы дурехе отпустить и упасть на дно, запрятаться, так нет, держалась до последнего, пока бомба рядом не взорвалась и не оставила мне отметины на всю мою оставшуюся жизнь.

Баба Фрося протянула нам руки, показывая множество белых маленьких шрамов густо покрывавших пальцы, кисти и предплечья. Я как-то раньше на них даже внимания не обращал.

— А вторая бомба взорвалась недалеко от госпиталя, хорошо хоть не в самом, но и она бед натворила тогда, — продолжала старушка, вздыхая и потирая шрамы на правой руке. — Я, как дура, выскочила из ямы и, не чувствуя боли, с окровавленными по локоть руками бросилась к госпитальным палаткам. Не соображала тогда, зачем туда бегу, то ли помощь оказать раненым, то ли себе. От страха совсем не понимала ничего! Бежала сквозь кусты, ничего не видя перед собой и не слыша. И так на полном ходу угодила в огромную воронку от той второй авиабомбы, что взорвалась недалеко от этих самих палаток. При падении я ударилась головой и потеряла сознание, а когда очнулась, то не сразу и поняла где я.

Баба Фрося вытерла платком вспотевший подбородок и, прикрыв глаза, продолжила:

— Сколько была в беспамятстве — не помню. Когда очнулась, то солнечные лучи все еще светили через дырку в потолке. Они еле освещали квадратное помещение с каменным полом и выложенными таким же камнем стенами. В комнате не было ничего, кроме резной мраморной тумбы, похожей на алтарь. На ней находилась скульптура из белого мрамора — человек по пояс, — баба Фрося провела себе рукой ниже груди, — ликом, кстати, сильно похожий на вас.