— Вы думаете, это все же удастся?

— Конечно. Я ведь должен. Придется работать иначе: то там, то сям, идею — одному, миг вдохновения — другому, по крупице, пока они не соберутся все вместе. Это будет нескоро. Может, не при вашей жизни. Но будет… будет.

— Пока вы не ушли, — попросил я, — скажите мне: какой вы, Чокки? Я бы лучше вас понял. Если я дам Мэтью карандаш и бумагу, можно ему нарисовать вас?

Он помолчал и решительно ответил:

— Нет.

— Нет, — повторил голос Мэтью-Чокки. — Даже мне бывает трудно поверить, что у таких, как вы, есть разум. Вы бы удивились еще больше, что разум есть у таких, как я. Нет, лучше не рисовать. — Он помолчал снова. — Попрощаемся.

Я встал. Смутный утренний свет струился сквозь шторы, и я видел, что Мэтью все еще смотрит в пустоту. Я подошел было к нему. Губы его зашевелились.

— Нет, — сказал Чокки его голосом, — оставьте его. Мне нужно попрощаться и с ним.

Я ответил не сразу.

— Ладно, — сказал я наконец. — Прощайте, Чокки.

Глава 12

Глава 12

Мы не будили его все утро. Спустился он к ленчу совсем разбитый, но, к моей радости, спокойный. Позавтракав, он уехал куда-то на велосипеде и вернулся только к ужину — усталый и голодный. Поел и сразу поднялся к себе.

Назавтра, в воскресенье, Мэтью был почти как всегда. Мэри успокаивалась, глядя, как жадно он ест за завтраком. Полли успокоилась тоже, но что-то ее терзало. Наконец она не выдержала:

— Разве мы ничего не будем делать?

— Что именно? — спросила Мэри.

— Ну, сейчас ведь воскресенье. Можно что-нибудь делать. Вот когда Копытце украли, а он потом вернулся, в его честь устроили состязания, — с надеждой подсказала она.

— И он всех победил, да? — выговорил Мэтью, прожевывая булку с мармеладом.

— Конечно! Это ж в его честь, — радостно сообщила Полли.

— Никаких состязаний, — сказал я. — И празднеств тоже не будет. Мы с Мэтью тихо погуляем, а?