— Скажешь тоже!
— Иного и предположить не могу. Покойник из могилы своей вылез и живых беспокоить начал.
— Не нравится мне сие дело, Порфирий! Когда разбойники кого упокоили и ограбили, тогда все ясно. Когда некто слова ругательные о власти государственной сказал. То и понятно все. А здесь покойник озорует! Неужто я могу в сих делах толк понимать? Вот пусть бы Синод и расследовал!
— Дак сам ведаешь, батюшка, кто во главе Синода стоит. Феофан Прокопович-то и сам с диаволом на короткой ноге, — ответил Порфирий Кузьмич.
— А нам-то что прикажешь делать? — спросил начальник, который всегда, когда дело могло повредить его карьере, говорил «нам», а если дело пахло производством в следующий чин, то всегда говорил «я». — Дело приказано расследовать со всем тщанием. Вишь как! Так в сей бумаге и сказано, будь она неладна. И сие высочайшее повеление от самой государыни. Сам Бирен руку к документу приложил!
— Шутка-ли! — поддакнул письмоводитель статскому советнику.
— А мне вишь, действительного статского советника*3 обещали дать в этом году уже. А теперь что? Не быть мне превосходительством?
— Не сам сие дело расследовать станешь, сударь.
— Не сам. То верно! Но отвечаю за канцелярию я. А кому его доверить? Что присоветуешь, Порфирий Кузьмич? Кто сие дело возьмет на себя?
— Такой человечек среди нашего брата есть, почтеннейший Иван Александрович.
— Кто? Ну, говори, кого прочишь в следователи?
— Надворного советника Степашку Волкова. Они-то в бумаге приказали назначить на это дельце лучшего следователя. А кто у нас лучше Волкова?
— Срочно пошли курьера в его дом. Пусть прибудет ко мне завтра же. Поутру чтобы.
— Будет исполнено!
Письмоводитель поклонился начальнику канцелярии и, пятясь задом, вышел из кабинета.
Статский советник же потер руки и стал снова перечитывать присланный приказ.
«