В лодке, помимо маркизы, оказались ещё трое: рыцари на службе Бомонтов. Они были облачены в доспехи и вооружены, но не собирались сходить на берег. Таков уговор. Вёсла подняли плеск, а вдалеке кто-то сделал приветственный жест факелом. Всё правильно, их ждут.

Скоро люди на причале сделались более-менее различимы: несколько размытых фигур в плащах. Они если и говорили, то шёпотом, а скорее молчали. Здесь вообще было очень тихо. Глушь какая-то, право слово. Это далеко не Марисолема — огромный город, никогда не знающий покоя. Там вечно бурлила жизнь, с течением суток лишь перемещаясь: от вечно забитых людьми улиц, ведущих с одной многоголосой площади на другую — в кабаки у порта, богатые дворцы и готовые к высокосветским приёмам усадьбы.

Но здесь — только плеск воды и тихий ветерок.

Всё настраивало маркизу на умиротворённо-радостный лад, а вот сир Джон Барсби был весьма мрачен. Барсби сражался на полях Великой войны, побывал в плену, а при Тагенштайне потерял брата. Балерцев он, разумеется, не любил — и это ещё мягко сказано. Но несмотря на это, в таком щекотливом деле был одним из самых надёжных людей маркизы: разве только много ворчал.

— Имперские ублюдки… — процедил он, пристально следя за берегом.

— Перестаньте, сир Джон. Во-первых, они мои друзья. Во-вторых, война давно закончилась.

Барсби только склонил голову — желая извиниться, но явно нисколько с леди Эбигейл не согласившись. Понятное дело! Военные раны не могли затянуться при жизни ветеранов — особенно если постоянно сыпать на те раны соль. Вопрос ещё, как скоро заживут они после смерти последнего из видевших войну своими глазами.

Двадцать лет прошло, а Стирлинг продолжал жить памятью о победе — которая забрала гораздо больше, чем дала. Маркиза думала, что немногие в Стирлинге понимают это лучше неё. Таковое понимание и привело леди Эбигейл в Балеарию, в земли старых врагов. Уже далеко не впервые.

Шлюпка стукнулась об деревянный пирс. Трое мужчин приблизились к ней: факелы давали не так уж много света, но и под ярким солнцем маркиза наверняка не заметила бы в незнакомцах чего-то необычного. Люди как люди, одетые небогато, но вполне прилично. Длинные клинки оттопыривали края дорожных плащей, но какой мужчина ночью ходит без оружия? Ничего необычного.

Балеарец вытянул руку с факелом, осветив лодку. Женщину он, конечно, сразу узнал.

— Добро пожаловать в Балеарию, сеньора.

Пирс оказался слишком высок, чтобы леди Эбигейл самостоятельно выбралась из шлюпки — тем более в крайне неудобном для подобных упражнений платье. Сир Джон попытался ей помочь, но при этом слишком приблизился к пирсу. Людям на берегу это не понравилось.