– Что ж, полагаю, теперь мне потребуется доказательство вашей верности, – нахмурилась Данария. – Вы только что выставили меня и моего супруга в дурном свете.

И дальше она пошла молча. Нико думал, что его прогонят, но Данария слишком ему симпатизировала.

В судебное здание близ дворца они явились последними и чуть не опоздали. Острый запах ладана, треск свечей и ламповые пятна в темноте, спираль каскадом уходящих вверх сидений и омут колодца для подсудимых создавали мрачную атмосферу. Говорили, что при дневном свете Зал Решений выглядел празднично: здание было целиком выстроено из белого мрамора и завершалось разноцветным куполом. Но сейчас принц не нашел в нем ничего привлекательного. До кучи, здесь жарко натопили, и Нико подташнивало от духоты и бессилия. Он не хотел видеть, как выносят приговор, но выбора не было. Юноша проводил Данарию к лифту и устроился в дальнем ряду наблюдателей.

Вскоре привели порченых, но принц даже не глянул на них. Он не хотел запоминать лица смертников. Это уж слишком.

– Назовите же свои проклятия перед императором нашим! – приказал жирный судья после вступительной речи.

«Все-таки Валаарий далеко не пошел, несмотря на всю свою науку, – подумал Нико. – Даже на суде до сих пор называют порченых грешниками, а Цель – проклятием. Знает, что народ не переубедить его ерундой про болезни».

– А и нету у нас порчи никакой! – сказал первый затменник заплетающимся языком. – И не докажете!

«Генхард!»

Нико поднял глаза, и от увиденного сердце ухнуло в пятки: в каменном колодце жались друг к другу порченые из Медука. Яни мертвой хваткой вцепилась в вороненка. Тот еле стоял, держась за девочку. Плечо Генхарда перевязали оторванным рукавом, но ткань была бурая от крови и блестела в свете ламп. Его ранили недавно. Рядом выл мальчишка-сплетник, всхлипывал одурманенный Рори, плевался синий от побоев Марх. Дорриан походил на живого покойника и смотрел в пол не мигая.

Илана не было.

«Ты думаешь, я хороший парень? Я урод, каких поискать. Вечно прячусь за чужими спинами».

Нико вглядывался за спины порченых, но не мог найти улыбчивого, рыжего добряка, пахшего деревом, даже когда он ничего не выпиливал.

Парня, который грустил только наедине с собой, а в другое время поддерживал остальных и убеждал в хорошем так, что даже Нико однажды поверил ему и благодаря этому выкарабкался.

«Я в семье самый старший и должен быть главным, остальных защищать, проблемы решать, а я кисель киселем».

Шутника и любителя стружек, талантливого плотника, которого каждый вечер просили рассказать об отце.