Сойер оставил мне результаты исследований и отбыл на Меркурий, я остался на Земле.

Мир зачастую подбрасывает ответы даже на еще не поставленные вопросы, надо лишь научиться слышать, и тогда через застывшую коросту сегодняшнего дня проступят сияющие блики грядущего. Вселенная вокруг нас, и мы части этой вселенной, мы здесь, мы везде. Мне повезло.

О том, что случилось дальше, я никогда никому не рассказывал, даже Сойеру. Особенно Сойеру.

У города имелось название, связанное с песком и пальмами, а может, и рыбой, мне нравилось не знать этого названия. Моя студия располагалась на горе, в здании бывшей фуникулерной станции, так высоко, что утренние облака, приходящие со стороны океана и укрывавшие город, переливались почти у меня под ногами. От фуникулера остались только опоры, поросшие вьюном, в город можно было добраться либо пешком, либо на скутере, ховер я предпочитал не использовать.

Я работал с утра. Впрочем, это сложно было назвать работой – проснувшись, я садился у края открытой площадки, смотрел на город и на океан, думал или дремал, иногда и то и другое. Так я обычно сидел до полудня и, ничего не придумав, спускался к морю обедать.

Я шагал с горы к океану по улице имени Сьенфуэгоса. Здесь сохранились еще колониальные постройки – выбеленные солнцем и высоленные ветром особняки, окруженные апельсиновыми деревьями и цветами. Я шел, воображая, как хорошо было бы пожить здесь просто так. Чем ближе океан, тем легче воздух.

Я выходил на набережную и обедал в одном из ресторанчиков, после прогуливался вдоль берега, любуясь простором, открывающимся на сотни миль.

Надышавшись, я поднимался в гору уже по другой улице, относительно новой, застроенной современными виллами, похожими на кубы и пирамиды, имевшими, впрочем, тоже свое очарование.

В тот день я гулял несколько дольше – из-за воздуха. Он вдруг сделался звонок и холоден, ощущался с каждым вдохом, хотелось дышать, так что я прошел набережную два раза. И только когда из-за хребта выставился край тучи и резко стемнело, я понял, что пора домой. Однако скоро стало ясно, что пешком возвращаться поздно, я взял скутер и успел до первых молний.

Погода резко переменилась, полуденная жара не успела отступить, раскаленные улицы потрескивали черепичными крышами, из-за хребта настырно лезла тяжелая синяя туча; перевалив через вершину, она сползла к океану и зависла над городом.

Установилась тишина, было ясно, что грозы не миновать, до нее несколько минут. Я любил грозы; я вытащил на площадку диван и стал ждать начала.

Все произошло быстро. Туча выдохнула. На площади и дома, на стены древней испанской крепости, на горячие камни обрушилась вода и мгновенно испарилась, башни и улицы поднялись в воздух и выстроились над городом в новом, совершенно отличном строе, похожим на косую букву П или, что было точнее, на π.