Второй ребёнок, моя старшая сестра Иксуня, пошла в маму. Она может быть сверхгибкой, но при этом у неё сохранились некоторые способности дедушки по маме. Из кистей, локтей и коленей у неё могут выдвигаться острейшие ножи. При боях в поле, стенка на стенку, от неё пользы мало, зато в темных проходах с ней лучше не встречаться. Она обтечёт вас, как вода, а потом воткнёт сразу несколько ножей.
Третий ребёнок, мой старший брат Консанс, может упрочнять кожу в весьма небольшой степени, по прочности примерно как дерево. Если ударить его мечом, останется неглубокая рана — порез, которую потом придётся лечить. Зато он получил способность дедушки по отцу — он умеет кричать так, что все вокруг разбегаются в панике.
И только у меня нет никаких способностей. За это отец и зовёт меня «Пуся», хотя на самом деле меня зовут Полисаний. Вслед за отцом меня дразнят «Пусей» все мои безжалостные братья и сёстры. Это имя пошло от нашей мамы, она любит называть малышей «пусик».
Отец пытается учить меня фехтованию, чтобы я хоть как-то был похож на выходца из благородного сословия. Ничего из этого не получается, отец бьёт слишком сильно, и я либо отхожу, либо просто падаю. Отец каждый раз злится и начинает избивать меня ещё больше, в надежде, что от страха за жизнь во мне пробудятся хоть какие-то способности. Но они не появляются. Братья и сёстры, видя моё обучение, сразу собираются, чтобы посмеяться над избиением.
Ещё год назад мы дружили с младшими. Я рассказывал им сказки, мы вместе бегали вокруг замка и на ручей. Теперь они считают, что пнуть меня с разбега — это достойный метод веселья. Я пытаюсь их отлупить в ответ, но каждый раз это не заканчивается ничем: сестру невозможно захватить, брат превращается в камень, после чего им можно хоть гвозди забивать. А потом он подкарауливает момент, когда я отвлекаюсь, и лупит меня превращённым в камень кулаком. А потом снова каменеет. Рука у него ещё лёгкая, но если попадает по косточке, бывает очень больно.
Я мог бы побить их с помощью палки или молотка, но это строго запрещено: отец многократно предупреждал нас, что все детские драки допустимы только до тех пор, пока не применяются любые инструменты. Отец пообещал нам, что применивший оружие или любой другой инструмент многократно пожалеет о том, что он так поступил. Он был очень убедителен, и мы ему поверили.
— Благодарю Вас, отец, — сказал я в сердитую папочкину спину. Наш священник, святой отец Михидо, учил нас отвечать доброжелательно всегда, как бы ни было обидно. По-моему, только я один в этом мире исполняю его поучения. Но я нахожу в этом определённый высокий стиль, и мне это нравится.