Я еще раз улыбнулся и улыбался каждый раз, когда думал, что мы все-таки подпортили этим умникам планы. Интересно, что с проводником стало? А то жалко девчонку, совсем малая.

Я продумал себе легенду, вспомнил все, что обсуждали с Захаром и Гидеоном — рос и воспитывался у дальних родственников в дальней загранице. Увезли после происшествия с отцом. Навык мнемоника проснулся недавно, в порочащих связях не замечен, характеристика положительная — думаю, что и детектор бы смог обмануть, просто не уточняя, на краю какой именно Европы находится эта самая заграница.

* * *

К концу недели я уже стал дичать. Сон, медитации, планы, идеи, анализ с переоценкой — все по кругу, аж укачивать и тошнить начало. Я искал в себе зло. Я анализировал чувства от заемной силы фобосов, особенно магии воды и той легкости, с которой ледяные лезвия разделывались с сектантами.

Деймосы, фобосы, приспешники зла, сила, аура, проводники, магия, трупы, жертвы, инквизиция, сертификация, ожидание приговора — самокопание и переосмысление… И ведь не поговорить ни с кем!

Я уже реально начал кукухой ехать и голоса слышать.

Увидел фобоса, вроде светлого — пацана лет двенадцати, потерянным призраком бродившего по ночам между стен.

Сначала я его игнорировал. Напридумывал себе, что он подсадной. Бывает же такое, что в камеру подсаживают, чтобы разговорил, да признание выбил?

Но потом рискнул. Особенно когда понял, что он меня боится больше, чем я его. Обоюдное любопытство победило и шаг за шагом, жест за жестом, мы познакомились.

Называл он себя Ромкой и жил здесь с самого основания монастыря. Сын зодчего, неудачно игравший под рухнувшими строительными лесами. Почему он так и не ушел — он не знал.

Может, потому что отец от горя слишком увлекся работой и, когда расписывал храм с барельефами, добавил образ маленького пацана во все возможные сюжеты. А, может, просто не наигрался парень и теперь вот уже какую сотню лет безобидным потерянным духом бродил по монастырю. Шугался инквизиторов, но они его либо не видели, либо игнорировали.

Мы не разговаривали в прямом смысле этого слова — так чтобы присесть на лавку и трещать, глядя друг другу в глаза. Я ощущал его присутствие, мог сформулировать мысль и распознать четкий ответ.

Когда я попробовал слиться с ним, как Мухой, произошло нечто странное. Будто не он вселился в меня, а я в него. Без вылетов души из тела, а так, будто канал переключили. Вот я смотрю на размытый силуэт под потолком, а потом щелк, смена кадров и вижу уже тощего себя на жесткой лавке.

С этого момента мне перестало быть скучно! Я не давил на Ромку, слишком он был пуганый, но на несколько экскурсий все же напросился.