Однажды…»

    Дослушивать Аннабелль не стала. Она осторожно положила заснувшего у неё на руках ребёнка на большую кровать, на которой спали все его пятеро братьев и сестёр, и, кивнув Марион, вышла. Рассказчица осталась один на один с ворочавшимся у неё на руках сыном, ни в какую не желавшим засыпать. Марион с ужасом понимала, что даже её сказки не действуют на младенца, но не отчаивалась, продолжая рассказывать одну историю за другой. О королях, принцах, колдуньях, разбойниках, чародеях. Сюжет оставался неизменен: что-то случалось в многострадальном королевстве (обязательно по вине его правителей), либо дракон крал принцессу, либо колдун превращал весь замок и его обитателей в камень, но всегда находился герой — добрый крестьянин или торговец — мешавший злодеям и воздававший всем по заслугам. Конец всегда был один и тот же: злодеи наказаны, влюбленные вместе, крестьяне торжествуют и пляшут на поляне в обнимку с полными бочонками вина. И всё же из этих крайне не разнообразных сюжетов Марион мастерски ткала сказки, меняя местами героев и события так, что одна и та же история напоминала многогранный драгоценный камень, сияющий по-новому каждый раз, стоит лишь ювелиру правильно повернуть его к свету. «Не так важно, о чём ты рассказываешь, важнее всего — как», — говорила женщина, сходу придумывая новую сказку для своих многочисленных детей.

    Аннабелль прошла через кухню, занимавшую большую часть дома, по привычке убрала с большого стола оставшиеся после детей тарелки и только когда столешница засияла, вспомнила, зачем покинула вполне уютную комнату, бывшую то ли гостиной, то ли спальней. Сколько бы девушка ни путешествовала, ей было достаточно сложно привыкнуть к тому, как одна комната в крестьянском доме заменяет две, а то и четыре. Для неё было привычнее, когда каждая комната имела свою функцию и, желательно, название. Она никому не рассказывала об этой маленькой слабости, а про себя повторяла: «малиновая гостиная», «чайный салон», «художественная мастерская», «танцевальный зал». Она надеялась, что ещё сможет найти такой дом, такую жизнь, с танцами, рисованием акварелью, чтением стихов вместо работ в поле, выпаса скота, долгих прогулок под палящим солнцем. Аннабелль оставляла эти мысли при себе, зная, что за озвучивание их её могут назвать мечтательницей или роялисткой, и сложно сказать, что из этого было хуже. Здесь всё зависело от ситуации.

    В узком коридоре она столкнулась с Эмилем, мужем Марион, торговавшим кожей и железом в собственной лавке. Это был весёлый человек с вечно смеющимся ртом и глазами, разрешивший Аннабелль остаться в его доме в качестве гостьи на неопределённый срок. Всякий раз, сталкиваясь с ним, девушка всякий раз думала, что она обязана ему или виновата перед ним в чём-то, но стоило ей завести речь о благодарности, как Эмиль начинал размахивать руками и отрицательно качать головой, называя себя должником девушки. Аннабелль была с этим не согласна, но за пару месяцев, проведенных в доме Эмиля и Марион, устала спорить о том, кто же чей должник. И всё-таки девушка старалась доставлять хозяевам как можно меньше хлопот, помогала матери семейства по хозяйству и делала всё, чтобы её присутствие в этом доме не превратилось в злоупотребление гостеприимством. Она быстро влилась в семью и стала для Марион вроде старшей дочери, так что женщина не стеснялась направлять на девушку свой материнский инстинкт, хотя и видела, что гостья как будто принадлежит иному миру.